Он добавил еще что-то на китайском, а мартышка погрозила тощей лапкой. Чонг скрючился в подобострастном поклоне, словно сделался меньше ростом, и отошел, стараясь быть как можно незаметнее.

– Вы убедились, Иван?

Я пожал плечами:

– Пока убедился только в том, что один из киан-ши превратился в опасного зверя и убил нескольких человек, а вы его укрываете.

Старик покачал головой:

– Джанджи не убивал тех людей. Вернее… он убил, но других.

Замечательно. Просто праздник какой-то… сколько же у них убийц, и сколько народу они уже перекрошили?

– Это было месяц назад, – пояснил мастер Чжан. – К счастью, жертвами стали всего лишь таджикские гастарбайтеры. Их никто не искал. Моя служба внутренней безопасности оказалась на высоте. Трупы спрятали, Джанджи поймали и привезли сюда.

– Но вы подтверждаете, что это ваш подданный, и он чокнулся? Я всегда говорил: упырей надо уничтожать, пока у них крыша не съехала…

– Но нашей вины здесь нет. Прислушайтесь к логике! Мы сами не заинтересованы в войне. Нас устраивает жизнь во Владивостоке. Кто-то похитил Джанджи, сделал его таким. Мы ждали, что он придет в себя, но нет – человеческий облик утрачен безвозвратно. Тогда, два года назад, я предполагал, что моих подданных похищают делла Торре. Но их клан давно уже убрался из города, а киан-ши продолжают пропадать…

Этот монолог начал утомлять, и я бесцеремонно перебил:

– От меня чего надо?

– Помощи, – твердо сказал мастер Чжан, и обезьяна умоляюще сложила лапки, уставилась на меня печальным взглядом рахитичного ребенка. – Конечно, мы могли бы разобраться и сами. Но последние события грозят войной с церковью. Нам это не нужно, мы хотим жить в мире. Думаю, святые отцы тоже. Но подозреваю, что есть кто-то, кто желает столкнуть нас лбами. Знаете, как у нас говорят: если два тигра дерутся в долине, заберись на дерево и подожди, когда они убьют друг друга…

Конец ознакомительного фрагмента.