Нужно просто протянуть руку и убедиться, что их нет, каждого в отдельности и всех вместе, нужно просто выкрикнуть как заклинание что-нибудь вроде «Призрак, сгинь!», нужно просто проснуться.
Последнее выполнить труднее всего, но сейчас это самое важное. Проснуться, поднатужиться и выскочить из сна, как из омута. Проснуться, сосредоточиться, напрячь все свои силы и… Вот так выпрямиться, опереться руками о спинку кресла, на котором покоится призрак, – и проснуться.
Но спинка ускользает, и пол ускользает, и выпрямиться невозможно, и значит…
Да нет же, вот она и проснулась.
Аня лежала в той же неудобной позе, в которой заснула, завернутая в одеяло, с неловко поджатыми ногами, словно сидела лежа. В комнате было довольно светло – бра она не выключила. А за окном все еще продолжалась ночь.
Аня посмотрела на будильник, стоящий рядом, на тумбочке, – половина третьего, до утра еще далеко. Надо бы постараться снова заснуть.
Но теперь заснуть будет сложно и… И лучше уж совсем не засыпать, а то опять приснится такой вот кошмар.
Никогда ей раньше не снились кошмары, такие яркие, такие осязаемые кошмары. Неужели она действительно сходит с ума?
Во всем виновата эта проклятая старуха. Это она ее довела. А Кирилл взял и уехал, бросил ее на растерзание старухи.
Нет, никакой старухи не было, если бы она могла быть, Кирилл бы не уехал. Просто старуха – начало ее, Аниного, безумия.
Тем более нужно успокоиться и уснуть. Просто уснуть и ни о чем не думать.
Аня перевернулась на спину и принялась считать про себя. На четвертой тысяче она наконец начала задремывать. И тут раздался звонок.
Она не сразу поняла, откуда он: из сна, из телефона?
Звонок повторился – одинокий, короткий звонок в дверь.
Кто мог прийти к ней в такое время? Ошиблись квартирой?
Нет, это пришел убийца.
Полтретьего ночи – самое время ему прийти.
Но неужели он думает, что она ему откроет? Ни за что, ни за что не откроет!
Но так просто он не уйдет. Он пришел убить и убьет. У него, конечно, есть ключ. Тот, что лежит у нее в кармане куртки, – его ключ.
Нет, он лежит в кармане ее куртки. Значит, у него другой ключ.
Снова звонок и легкий, какой-то скребущийся стук в дверь. Он просит впустить. Чтобы убить. Просит впустить, значит, сам открыть не может?
Надо вот что сделать: пойти посмотреть в глазок, и если это он, выбежать на балкон и закричать, позвать на помощь.
Потому что так просто он не отступится: если нет ключа, откроет какой-нибудь отмычкой. Отмычка-то у него точно есть. Ведь не может же он рассчитывать, что ему откроют добровольно.
Вылезать из постели, подходить к двери страшно. Но… он так не отступится. Когда он начнет входить в квартиру, звать на помощь будет поздно. Раз он пришел, значит, знает, что она дома, и дома одна.
Аня встала, прокралась в прихожую, включила свет, осторожно заглянула в глазок – на площадке стояла старуха.
Она и есть убийца, вот оно что!
Но зачем тогда ей нужно было предупреждать об убийстве? Застать врасплох – тактика убийцы, а совсем не предупреждать свою жертву, ведь тогда убийство может сорваться.
Нет, старуха – просто старуха. Открывать ей не стоит, но…
– Открой, дочка, скорее. Я знаю, что ты за дверью. Не бойся, это всего лишь я.
Открыть? Старуха – просто старуха, убийцей она быть не может. Да к тому же ей лет восемьдесят, не меньше, на нее плюнь – развалится, призрак в черной одежде, то ли траурной, то ли какой-то монашеской.
Призрак! Да она просто призрак. На четвертом этаже никто не живет, откуда тогда взялась старуха? Нет ее, просто призрак. Если протянуть руку – рука не найдет опоры, пройдет сквозь старуху.