Однако, миновав короткий лабиринт проулков, Салафия вдруг остановился возле высокой стены с тяжелыми коваными воротами.

– Вот мы и на месте, – сказал старик, удовлетворенно улыбнувшись.

Федерико в недоумении огляделся. Они стояли на тихой улочке, где не было туристов, редко встречались прохожие, и вечернее безмолвие разбавляли только тихое гудение фонарей и шум иногда проезжающих мимо машин. Окна домов с барочными наличниками на противоположной стороне дороги уютно светились, и иногда за прозрачными занавесками мелькали темные силуэты хозяев.

Стена же выглядела глухой, и только свисавшие вниз плети плюща оживляли серый камень. Из-за нее выглядывали зеленые макушки сосен, и воздух был напоен густым хвойным ароматом. Каталонец уже было подумал, что в этот раз им предстоит работать в психиатрической больнице. Уж больно это место походило на старые европейские лечебницы. Но, вглядевшись в просвет между деревьями, увидел шпиль, увенчанный крестом, и только тогда понял…

– Обитель Сан-Паоло, – подтвердил его худшую догадку Салафия. – Женский монастырь бенедиктинского ордена. Я забронировал для вас комнаты в Доме Паломника. Весьма неплохие, надо сказать. Не хуже, чем в «Савойе», так что жаловаться не на что.

Ужас, заполнивший прекрасные голубые глаза Эльзы, был всего лишь бледным отражением той паники, которую испытал Федерико в этот момент. Старик выжидающе смотрел на мастера.

– Монсеньор, вы же это не всерьез? – хрипло спросил каталонец, как только дар речи вернулся к нему.

Салафия спокойно скрестил руки на груди и ничего не ответил. Но его молчание звучало красноречивее любых слов. Федерико понял, что у него вспотели ладони, он выпустил руку жены и подступил на шаг к своему господину.

– Монсеньор, при всем моем к вам уважении, я туда не пойду! – решительно заявил он.

Старик устало вздохнул.

– Я же говорил, – проворчал он себе под нос. – Истерики мне только не хватало!

– Но я не могу… – каталонец затравленно поглядел на хозяина.

Сердце билось у него в глотке. От одной мысли, что им с Эльзой придется войти в эти ворота, к горлу подкатывала тошнота. Вообще-то у него не было причин бояться монастырей, ему не становилось там плохо, его не обжигала святая вода, он не бился в припадке, когда слышал пение псалмов. Тем не менее, какой-то дикий, иррациональный страх жил внутри с тех самых пор, как Федерико отвернулся от Бога. Он ни разу не был в церкви со дня похорон жены и дочери, и даже проезжая мимо костелов, прибавлял скорость, чтобы миновать их как можно быстрее.

– Что тебя так пугает, Федерико? – вкрадчиво спросил монсеньор. Его взгляд стал очень пристальным, пронизывающим, как холодный северный ветер. – Ты ведь прекрасно знаешь, что распятия, святая вода и прочая религиозная ерунда не причинит вреда ни тебе, ни Эльзе. Это даже на меня не действует!

– Да не в этом дело, просто… – мужчина опасливо покосился на крест базилики, будто ждал, что в любой момент тот рухнет прямо ему на голову. – Это ведь Его дом.

Ему так и не хватило духу произнести слово «Бог», но Салафия только усмехнулся.

– А ты что, боишься уверовать? Или у тебя теофобия?

Федерико покачал головой, признавая свое поражение.

– Будем считать, что мы пришли в гости к папочке. В конце концов, Отец Он нам или нет? – философски заметил монсеньор. – А теперь идем. Как только месса закончится, они закроют ворота до рассвета.

Оставив последнее слово за собой, как, впрочем, и всегда, старик подошел к воротам и нажал на кнопку домофона. Коротко переговорил с сестрой-привратницей на итальянском. Из разговора Федерико понял, что их здесь уже ждали. Раздался тонкий писк, и створки автоматических ворот медленно разошлись в стороны. Салафия обернулся к своим спутникам, вопросительно подняв брови, и Эльза сделала шаг в его сторону, но каталонец схватил ее за локоть – пожалуй, сильнее, чем следовало.