Надо сваливать. Но почему-то я стояла и смотрела. Так бывает: чем страшнее зрелище, тем труднее отвести взгляд.

– Кармен! – рявкнул он, и я не выдержала – выбежала из кухни и обреченно оперлась на стену. Меня не держали ноги.

Дверь была прямо перед глазами – можно уйти… Я вытерла нос и только сейчас заметила, что рука ходит ходуном.

Я сунула пистолет обратно в кобуру. За стенкой хрипел мой друг Андрей и, кажется, полз к выходу – я слышала глухие шлепки ладоней по полу. Стон, переходящий в вой, резанул мне по нервам. Голод – это больно.

– Перестань! – разозлилась я. – Ты все равно ее выпьешь!

Я бы сама напоила его из стакана, но для этого надо подойти, а приближаться к вампиру с дефицитом кровяных телец… Ну, вы поняли.

– Андрей? – позвала я и сглотнула, пытаясь избавиться от спазма в горле. – Выпей ты эту долбанную кровь, слышишь?

Он затих, а это плохой знак.

Если честно, сейчас я ненавидела и Эмиля, и Феликса, и даже себя. Первых двух за то, что почти лишили его доступа к крови, а себя за то, что вернула к старым привычкам.

– Андрей?

Молчание.

Набравшись храбрости, я заглянула в кухню: стакан снова стоял на столе, а Андрей стоял над ним и гипнотизировал взглядом.

– Хватит тянуть. Ты же вампир, это твоя природа… Пей.

Он обернулся. Какое жуткое у него лицо – нечеловеческое. Андрей жадно дышал открытым ртом, как голодный лев, глаза пустые и бессмысленные. Даже не уверена, что он меня узнает. Никогда к этому не привыкну, к тому, как человек становится зверем. А в Андрее я всегда видела именно человека.

Как и в Эмиле, пока он меня не сожрал.

Мы смотрели друг другу в глаза, я не двигалась и почти не дышала, чтобы не спровоцировать нападение. И тем более нельзя отступать или бежать.

Первое правило при общении с хищниками. Никогда от них не бегите.

– Я в порядке, – он сглотнул. – Не бойся…

– По тебе не скажешь, дружище, – призналась я.

Легко говорить – не бойся. Если не бываешь на месте жертвы, страх может казаться глупым. А мое тело еще помнило, что из захвата вампира вырваться невозможно. Эмиль отпустил меня сам. Я бы погибла, если бы не его добрая воля.

С тех пор я ни на чью добрую волю не полагаюсь.

– Успокойся, я на тебя не кинусь. Здесь свежая кровь, если прижмет, выпью ее. Девушка с пистолетом невкусно пахнет. Тебе ничего не угрожает, Яна.

Кажется, он впервые назвал меня по имени.

Я вошла в кухню, сердце глухо и быстро стучало, но я подошла вплотную. Андрей обернулся, хищно меня рассматривая. Кроме голода, затмевающего все, в глазах еще была личность. Еще.

– Пей или вылью, – сказала я.

– Если выльешь, тебе придется уйти, – но он позволил забрать стакан. – И ты ошиблась… Не моя эта природа. Не хочу, чтобы спецназ пристрелил меня где-нибудь на Садовой за то, что я ем прохожих. Представляешь, какие будут заголовки в новостях?

Я усмехнулась, выплеснула кровь в раковину и включила воду. Подставила стакан под шипящую струю, наблюдая, как кровь размывает до бледно-розового и уносит в сток.

Краем глаза я наблюдала за Андреем, но он не пытался подойти. Если смотреть на него периферийным зрением, можно представить, что он прежний. Как прошлой зимой. Но это иллюзия, а их и так многовато в моей жизни.

Я заметила, что на большом пальце остался кровавый отпечаток.

– За что ты хотел перерезать Эмилю глотку? – безразличным тоном поинтересовалась я, пока мыла руки.

Он не удивился. Меньше надо трепаться, слухи все равно дойдут рано или поздно.

– А не за что? – он ждал, но я молчала. – Твой Эмиль начал входить в силу. Он решил, что может со мной сравняться. Думаешь, почему он запретил продавать мне кровь? Ждет, пока ослабну, чтобы убить.