Он слегка ухмыляется.

– Кто сказал, что они в знак извинения? Может, они по случаю праздника.

– Да ты что? Ну-ну. И что празднуем?

Он достает из заднего кармана телефон и снимает блокировку, потом пару секунд изучает экран и, судя по тому, что я вижу, сверяется с календарем.

– Сегодня Международный день поедания яблок, – он наконец отрывается от телефона и смотрит мне прямо в глаза. – Подумал, стоит отпраздновать.

Мне только и остается, что таращиться в ответ.

– Шутишь.

Он поворачивает телефон экраном ко мне, и действительно: в списке международных праздников значится Международный день поедания яблок.

– Я правда люблю яблоки, – беспечно и немного самодовольно заявляет он.

– Знаешь, вот такой Райдер мне, пожалуй, нравится. Понятия не имела, что ты такой чудак.

– Я не чудак, – бормочет он.

– Тогда почему мы отмечаем твою любовь к яблокам?

Он потрясает передо мной букетом.

– Возьми уже эти чертовы цветы.

Волей-неволей улыбаюсь и, решив избавить его от страданий, принимаю маргаритки.

– Вообще-то я люблю цветы, – радостно сообщаю я. – Не так сильно, как бабочек, но почти.

Райдер вздыхает.

– Что? – тут же огрызаюсь я.

– Ты любишь цветы и бабочек? А я только начал думать, что ты правда крутая.

– Ну а ты что любишь? – поддразниваю я.

– Не цветы. Не бабочек.

– Любопытно, что говорит это парень, который целое утро выбирал цветы, чтобы извиниться перед девчонкой.

– Не все утро. Буквально минутку. Стянул их у соседа с клумбы.

– О господи.

– И они не для того, чтобы извиниться, – ворчит он.

– Ага-а-а…

– Мне не за что извиняться. – Он изгибает одну бровь. – Я сказал правду.

Я сверлю его взглядом.

– Как бы ты себя чувствовал, если бы я набросилась на тебя после игры, а потом взяла и перечислила все, что тебе не удается?

– Все было совсем не так. Ты спросила, что я думаю.

– Необязательно было отвечать.

– Не задавай вопросы, если не хочешь получить ответ, – парирует Райдер.

– Знаешь, мне больше нравилось, когда ты вообще не говорил.

В ответ на это он улыбается. Искренне.

Черт. Я сама во всем виновата. Сама вызвала у него улыбку. И вот теперь я удостоилась чести лицезреть эту дурацкую улыбку, а она просто сногсшибательна. Помню, как Камила рассказывала, что на вечеринках он просто подпирает стену, а женщины к нему так и слетаются. Теперь я понимаю, почему у него от них нет отбоя.

– Слушай, если бы это и правда было извинение – ну, гипотетически, я бы, возможно, признал, что иногда говорю слишком прямо.

– Не может быть! – Я старательно разыгрываю изумление.

– Обычно никто не жалуется.

– Конечно, уверена, все от такого просто в восторге.

Он опасно щурится.

– Зря я это затеял.

– Нет-нет, продолжай, – подстегиваю я. – Мне очень льстит это гипотетическое извинение. Итак, предположим – гипотетически, – что ты проявил излишнюю прямоту, сказал человеку, что он играет в хоккей в «Брайаре» только благодаря родственным связям, а практически сровнял этого человека с землей… Прошу, продолжай.

Улыбка резко исчезает с его лица.

– Я не имел в виду ничего подобного. И ремарка насчет кумовства не вписывается ни в какие ворота.

Кажется, говорит он искренне. Может, он и придурок, но вряд ли жестокий придурок.

Впрочем, я его почти не знаю.

– Я не собирался ровнять тебя с землей. Я всегда честен в том, что касается хоккея. Я и сам постоянно оттачиваю навыки, прорабатываю слабые места. Думаю, я просто забыл, что не каждый хочет услышать такой совет. – Райдер несколько медлит, и выражение лица у него становится почти мучительным. – И прости, что намекнул, будто ты всего добилась только благодаря отцу. Я же смотрел матч. Ты играла феноменально.