– Рейджа? – удивилась я.

Рейджи3, как я называла его, до определенного времени был любимым отцовским жеребцом. Статный конь чистокровной английской скаковой породы отличался мощным телом, тонкой кожей и стальными мускулами. Был полностью черного цвета и с густой гривой. Конь стоил больших денег, однако так и не смог оправдать ожиданий отца. Дикий Рейдж с трудом поддавался тренировкам и обучению, никому не удавалось укротить его.

В следующем году коню исполнится два года, а значит, он будет допущен до скачек. Однако все это спотыкается о его совершенно неукротимый нрав и необузданную ярость. Видимо, отец разочаровался в нем и признал бесполезным, раз решил поставить на кон в игре.

– Но зачем вам нужен Рейджи, если он ни на что не годен? – спросила я.

– Я сам попробую его укротить, и мы с твоим отцом поспорили на пятьдесят тысяч долларов. Он считает, что у меня ничего не выйдет, я же верю, что смогу найти к нему подход. – И я была согласна со своим отцом. Рейджи на то и rage – чистая черная ярость, он совершенно не поддавался воспитанию.

На некоторое время разговоры стихли, в столовой были слышны лишь звуки жевания и звон посуды.

– Через полчаса мне нужно выезжать в аэропорт, – сообщил Дэниел, отставляя в сторону пустую тарелку. Мистер Фостер собирался проведать свою кузину, которая проживала в Бойсе, и в последнее время имела проблемы со здоровьем, которые не позволяли ей выезжать из города.

– Мне тоже уже пора собираться, – сказала Джемма, изящным движением заправляя короткую волнистую прядку за ухо.

Мама Мейсона происходила из знаменитой династии врачей. Ее папа был известным в штате онкологом, а мама всю жизнь проработала медсестрой в больнице Святого Патрика. Джемма пошла по стопам родителей и стала врачом-диагностом. И сегодня ей предстояла ночная смена все в той же больнице Святого Патрика в приемном отделении.

Я потянулась к стакану с апельсиновым соком и сделала маленький глоток.

Скоро родители Мейсона уедут, и дом будет полностью в нашем распоряжении.

– О боже, я так сильно хочу тебя, – донесся посторонний женский голос из холла поместья Фостеров. Все четверо за столом замерли, прислушиваясь. С большим трудом я протолкнула глоток сока, который стал размером с самый настоящий апельсин, дальше своего горла.

Лицо Джеммы в этот момент нужно было видеть, воссоздать такую гримасу одновременного удивления и полного недоумения больше не получится.

Послышались шаги и звук расстегивающейся ширинки.

Даже не оборачиваясь, я уже знала, кто это мог быть. На подобную феерию способен только один человек. Совершенно беспринципный, бессовестный и, родившийся без способности чувствовать стыд.

– Я не могу больше ждать, эта дорога была такой выматывающей, – прокатился второй тонкий женский голосок по кухне.

Две девушки. В холле поместья Фостеров две девушки.

Да он из ума выжил.

Помните, я говорила, что воссоздать такую гримасу, какая отразилась на лице Джеммы ранее просто невозможно? Что ж, я ошибалась. Сейчас к этим эмоциям добавилось еще и отвращение.

Мейсон кашлянул в кулак, пряча смешок. Мне вдруг стало стыдно, будто одной из этих девушек была я. И только Дэниел был полностью невозмутим, словно такое в его доме происходило каждую мать его пятницу.

На кухню ввалились трое – брюнетка в одном красном бюстгальтере и облепивших ее фигуру джинсах, рыжеволосая бестия с фигурой модели нижнего белья, слава господу, еще одетая, и четвертый из семейства Фостеров.

Они целовались друг с другом с громкими влажными звуками, явно не замечая нас. И когда брюнетка, покусывая мускулистое плечо парня, решила перейти к главному и запустила руку в его расстегнутые джинсы, Джемма выронила вилку, та с громким звоном ударилась о тарелку, прерывая намечавшуюся сцену «для всех кому за восемнадцать» у кухонного гарнитура.