«Попытка несанкционированного проникновения! Следующая попытка передается в органы охраны» – немедленно отозвался автоохранник, тревожно мигая лампочками над дверью.
Павл испуганно отскочил от двери. Лампочки тут же прекратили перемигиваться. Он поднес к глазам карточку к глазам. По ее краю бежала уже знакомая надпись.
Павл вышел в сад и сел на скамейку. Вот теперь он, видимо, действительно «приплыл». Сидел он долго. В голову лезла всякая чепуха из жизни бомжей, которых, правда, осталось не так уж много. С бомжами Админ активно боролся, за малейшую провинность уменьшая им срок жизни. Но даже у последнего бомжа было самое главное: у него была Дата Ухода. Им даже личную карточку не надо было носить и вечно бояться ее потерять. Вся информация хранилась в спинном мозге и редактировалась автоматически с центрального компьютера.
Павл поднялся и прошел в дальний угол сада, где в цветах лежала небольшая гранитная плита. На плите было выгравировано изображение креста. Присев, он аккуратно стер с плиты пыль и погладил теплую поверхность.
– Что мне делать, мама?
Он сунул в рот травинку и, прислонившись спиной к дереву, огляделся. В этой части сада он бывал редко. В далеком детстве вместе с отцом он сажал здесь какие-то цветы и однажды умудрился наступить на грабли. Отец тогда смеялся, рассказывая про поговорку, а ему было больно. Кстати, ведь тут рядом есть сарай, в котором хранились инструменты…
Павл встал и пошел к темневшему сквозь кусты строению.
Старенький кирпичный домик выглядел усталым и потемневшим. Его строил еще пра-прадед, когда участок земли мог купить каждый желающий. Отец поддерживал в нем порядок, но на полный ремонт у него не хватало ни сил, ни денег. Ставни на окнах были заколочены, на двери висел ржавый замок, дужка которого была просто продета в петлю. Павл вынул замок и осторожно открыл заскрипевшую дверь. Как же давно он сюда не заглядывал. Внутри все было точно таким же. В углу грудой стояли грабли, лопаты, вилы, у стены притулился стол с прикрученными к нему тисками и пара самодельных табуреток. Над столом висела полка с мелким плотницким инструментом. У другой стены расположился деревянный топчан, покрытый ветхим одеялом. Рядом с дверью громоздилась неуклюжая старинная железная печка, сделанная из какой-то бочки. Труба печки торчала прямо из стены в сад.
Павл подошел к топчану и сел, проведя рукой по одеялу.
– Ну что же. Хоть какой, а дом у меня есть.
Он лег, подложив кулак под голову, и принялся размышлять о своем весьма туманном будущем, пока не уснул.
Проснулся он оттого, что кто-то горячо и быстро целовал его в глаза, щеки, губы.
– Риска, прекрати, – сонно пробормотал он. – Ну, хватит лизаться, Риска, дай, я встану…
Он открыл глаза и подскочил, как ошпаренный. Возле него на одеяле сидела небольшая рыженькая собачка. Она наклоняла голову, умильно заглядывая ему в лицо, и нетерпеливо ерзала по одеялу пушистым задиком. Павл помотал головой.
–Ты мне снишься?
Собачка тут же прыгнула к нему на колени, норовя лизнуть в лицо. Он подхватил ее, мягкую и теплую, и принялся гладить.
– Ну, и откуда ты взялась? Как тебя зовут?
Собачка доверчиво перевернулась на спину и подставила розовый животик, умильно улыбаясь.
– Ах ты, бандитка! – засмеялся Павл. – Ну, хорошая! Хорошая! Ну-ка, кто ты у меня? Ага, девочка…
Собачка соскочила с топчана и, от избытка чувств, принялась кругами носиться по сарайчику. Павл с улыбкой смотрел на нее.
Появление собаки здесь, в городе, пусть даже в таунвиле, было событием невероятным. После того, как были запрещены все домашние животные, – собаки, кошки, крысы и прочая живность с улиц исчезли. Даже птицы старались облетать город стороной. За каждую обнаруженную бездомную тварь полагалась награда в виде одного дополнительного года жизни. Кое-кто, конечно, держал дома собаку или кошку, но платил за это такой налог, что позволить себе подобную роскошь могли только единицы. Да и на них тоже давался строгий срок жизни.