– В общем, решила, что пока не буду с ними танцевать. Нога не пускает. Буду искать что-то другое, – девушка подняла взгляд, несмело улыбнулась. – Потерпишь лентяйку еще несколько недель, пока что-то найду? – посвящать родительницу в то, как именно она «решила» совсем не хотелось.

Конечно, она ожидала, что мама удивится. Подозревала, что расстроится. Даже готова была к тому, что начнет выпытывать, но нет.

Наталья какое-то время смотрела на дочку растерянно, а потом закрыла лицо руками, тяжело вздыхая.

– Меня сократили, Настён. Вчера.

Сердце ухнуло в пятки. Вот так, в один день их семейный мир – небольшая, но устойчивая лодочка – грозил пойти на дно. А то, что ее попросили из группы, вдруг потеряло ту значимость, какую имело еще минуту тому. Без маминой зарплаты они загнутся. Окончательно и бесповоротно.

– Как?

– Просто. Предупреждали давно, что всех не потянут, но я и подумать не могла, что доберутся до нашей бухгалтерии.

– И что теперь? – сырник снова нырнул в варенье, идя на дно посудины, этого не заметила ни одна из сидящих на кухне.

– Если б я знала, Настенька. Вчера и сегодня звоню по знакомым, пытаюсь хоть что-то, хоть как-то… Я уже и не помню, как это – искать работу, представляешь? Сколько я там просидела? Семь лет?

– Семь. – Столько же, сколько уже нет папы.

– Да, и теперь пытаюсь вспомнить, как это делают. Но всем молодых подавай. А на меня, сорокалетнюю, смотрят, как на умалишенную. Будто я в модели набиваюсь.

– Мамочка… – Настя прикрыла глаза, в сотый раз за день чувствуя горечь на языке. Все так сразу и так не вовремя.

– Ты только нос не вешай! – заметив, что дочь стала чернее тучи, Наталья как-то сразу забыла о собственных горестях, взяла дочкины руки в свои, заглянула в глаза. – Прорвемся, мы же всегда прорывались. Правда ведь? Да и нельзя нам грустить! Только подумай какая хохма – Веселовы, да грустят!

Настя кивнула, не чувствуя ни грамма уверенности в словах мамы. Всегда прорывались, но какой ценой? За счет здоровья, нервов, собственной гордости. И стоило только всему устаканиться, стоило успокоиться, стоило начать планировать, как все полетело в бездну.

– Оооо, сырнички, – в кухню смерчем влетел всклокоченный Андрей, шумно грохнулся на стул, схватил чашку с чаем. – Вы чего такие тихие? – и лишь забросив в рот вкусность, хмуро глянул на своих женщин. Иначе он их не называл. Помнил сказанные когда-то отцом слова и обязательно собирался их исполнять.

Он их защитник, кормилец, надежда и опора. Пусть пока только будущая.

– Ты слишком громкий, Андрюш, по сравнению с тобой все тихие, – мама потрепала сына по волосам, вновь надевая на лицо маску беззаботности.

Она не хотела загружать детей своими проблемами, просто сдержаться не смогла. Да и Настя все равно бы рано или поздно поняла, так зачем таиться?

– Мамуль, я на минуту, – высвободив руки, Настя поднялась, вытащила из кармана телефон, протиснулась между спинкой маминого стула и холодильником, молча переступила через подножку брата, выставленную по старой доброй традиции.

– Давненько я вас не била, Андрей Владимирович, – услышала мамино замечание насчет поведения сына будто издалека.

– Это чтоб она ворон не ловила! – и ответ брата тоже прозвучал откуда-то извне.

– Ешь лучше, – Настя бросила слова через плечо уже в коридоре, а потом прошла в свою комнату, плотно закрыла дверь, отошла к окну.

Алина взяла трубку на третьем гудке. Значит, тренировка закончилась, или где-то там, в самом родном зале, объявлен перерыв.

– Слушаю.

– Дай номер «Бабочки», хочу попробовать.

Алина хмыкнула, но поддевать не стала.