– И как давно гельдоранские девочки в одиночку нападают на вооружённых чужеземных наёмников?

– Следи за языком, старшина! – рявкнул Югхар. – Я тебе не из «грязного народа». Ты говоришь с братом главы городского суда Гельдорана…

В тот же вечер Шайнару бросили в городскую тюрьму. До этого момента девочке ещё ни разу не приходилось бывать в подобных местах. Её долго вели по длинному коридору, вдоль которого располагались маленькие камеры. За решетчатыми дверьми томились десятки мужчин и женщин. Одежда их была грязна, а лица выглядели мрачными и испитыми. Казалось, в этих стенах собрали всех бродяг и нищих Гельдорана.

Шайнару поместили в камеру, где кроме неё находилось ещё четверо мальчишек. Самому старшему из них было лет шестнадцать, а самому младшему – едва ли исполнилось больше шести. Мальчишки расположились у одной стены, а Шайнара присела у другой. Никто не заговаривал с девочкой, но промеж собой сокамерники вели активную беседу, из которой Шайнара поняла, что перед ней обычные городские воришки.

– Что они теперь с нами сделают? – спрашивал один паренёк с ладонью, перевязанной тряпкой.

– Говорят, по новому закону теперь за это отрубают руку, невзирая на возраст, – отвечал ему другой мальчик, у которого была разбита губа и над ней запеклась кровь.

– Руку?! – первый паренёк посмотрел на свою забинтованную ладонь. – За какие-то жалкие семь сагриков?

– Жалкие? Ты же хотел обокрасть самого Визария! Да этот жирный боров скорее удавится, чем потеряет хоть полсагрика! И зачем ты вообще полез? Я же сказал, что всё сделаю сам…

Мальчик с перевязанной ладонью всхлипнул:

– Я же только хотел помочь. Твоя мать всегда относилась ко мне, как к сыну. А ей ведь нужно лечиться.

– Да, – вздохнул первый паренёк, – если б этот лекарь из Заречного Тупика согласился прийти к ней за меньшие деньги… А-то в последний раз он попросил за свой визит целых пятнадцать сагриков, а сам так ничего и не сделал, – мальчик с разбитой губой смачно сплюнул на пол…

Сквозь решётку на маленьком окошке, расположенном под самым потолком, в камеру попадал лунный свет. Он образовывал на полу причудливый узор. Но когда гонимые ветром тучи закрывали собой небесное светило, этот узор приходил в движение, искажался и напоминал оскал дикого зверя.

Самый младший арестант пересел в угол и тихо заплакал, размазывая маленькими кулачками по щекам слёзы.

– Не хнычь, – бросил ему самый старший. – Может, на этот раз всё обойдётся. Вы заметили, как вычищали главную площадь накануне? Солдаты гоняли нашего брата по всем щелям.

– Да. Я тоже видел это, – отозвался паренёк с разбитой губой. – Даже у нас в Заречном Тупике прошёл патруль, хотя с роду такого не бывало.

– Народ молвит, будто Гельдоран собирается посетить сама королева, – продолжал старший. – А про неё говорят, что она благоволит к убогим и своей особой милостью даже иногда дарует свободу заключённым, особенно если они дети…

Тут дверь камеры отворилась, и стражники втолкнули ещё одного мальчишку-оборванца. Он был сильно избит, и едва закрылась дверь, как сразу рухнул на пол и отполз к стене, примостившись недалеко от Шайнары.

– Похоже, они сегодня сильно за нас взялись, – сказал старший, смерив взглядом вновь пребывшего.

Тот ухмыльнулся и, устроившись поудобнее, сказал:

– Просто в город вернулся Трёхглазый за товаром.

– Ты о чём? – спросил его мальчик с разбитой губой.

– А ты не слышал о Трёхглазом? – удивился тот. – Ты с какого угла вообще? Трёхглазый вывозит живой товар из Гельдорана уже несколько лет. Кого-то продаёт на рудники Косписа, а кого-то… – новичок многозначительно покосился на Шайнару, – везёт в Дакарэш. Говорят, там самый большой невольничий рынок…