Включив в ванной душ, я начала развязывать тонкую черную тесемку на шее, следя, чтобы с нее не соскользнул мой любимый талисман – платиновый полумесяц. В ночном небе я больше всего любуюсь лунным серпиком; он особенно красив в ясную холодную погоду в окружении мерцающих звездочек. Месяц настолько мне по душе, что я даже вытатуировала его под уголком глаза на правой скуле – подарок самой себе в честь окончания средней школы. Татуировка напоминает мне о месте моего рождения – о Городе-Полумесяце. О Новом Орлеане.

Правда, это бывшее его название. Теперь город известен как Новый-2 – царственный, угасающий, навсегда утраченный мегаполис, не поддавшийся власти наводнения. Ныне Новый-2 – частное владение. Это путеводный маяк и прибежище для всевозможных неудачников, а также скопище разномастной нечисти, по крайней мере, так поговаривают.

Стоя перед высоким зеркалом ванной в черном бюстгальтере и трусиках, я склонилась к своему отражению и притронулась к крохотной татуировке на лице. Я думала о матери, которую даже не успела по-настоящему узнать. Может быть, и у нее были такие же глаза цвета морской волны, глядящие сейчас на меня из зеркала, и такие же волосы…

Я вздохнула, распрямилась и стала распускать тугой узел на затылке. Неестественные. Ненормальные. Ненавистные. Мне приходилось употреблять и более сильные эпитеты для описания густых прядей, рассыпавшихся теперь по плечам и кончиками щекочущих поясницу. С извечным пробором посередине. Все одной длины и настолько светлые, что в лунном сиянии кажутся седыми. Волосы… Проклятие всей моей жизни. Роскошные, сияющие глянцем и необыкновенно прямые, будто их утюжил целый полк парикмахеров. Но такими они были от природы.

Нет. Не от природы…

Я опять испустила тяжелый вздох. Я давным-давно перестала бороться с ними. Едва я поняла – а было мне в ту пору около семи лет, – что мои волосы привлекают нездоровое внимание некоторой части моей приемной родни мужского пола, причем от мала до велика, я испытала все способы избавиться от шевелюры. Я состригала ее, красила, сбривала, а будучи в седьмом классе, даже похитила из школьной лаборатории соляную кислоту, развела ее водой в раковине и погрузила патлы в раствор. Волосы сгорели до основания, но через несколько дней отросли снова – той же длины, того же цвета, неотличимые от прежних. И так повторялось до бесконечности.

Вот почему я научилась скрывать их, насколько возможно: в пучках, косах, под шляпами. Одевалась я преимущественно в черное и уже в отрочестве сумела поставить себя так, что большинство парней с должным пониманием относились к моим отказам. А если без понимания, то и с этим я теперь умела справляться.

Мои нынешние приемные родители, Брюс и Кейзи Сандерсон, оба выступают поручителями под залог. В их обязанности входит вносить за ответчиков требуемую сумму, чтобы дать тем возможность избежать ареста до слушания дела в суде. Если обвиняемый игнорирует явку в суд в назначенный срок, мы вместе разыскиваем его и возвращаем в руки правосудия, так что терпеть из-за беглецов издержки нам не приходится. Благодаря Брюсу и Кейзи я легко управляюсь с шестью видами огнестрельного оружия, могу в три секунды свалить с ног стокилограммового верзилу и надену наручники на злоумышленника, даже если у меня будет свободной всего одна рука. Подобные занятия называются у нас «семейным досугом».

Затуманенное отражение улыбнулось мне из зеркала. Сандерсоны – порядочные и славные люди, настолько порядочные, что не раздумывая одолжили семнадцатилетней приемной дочери свою машину, позволив ей отправиться на поиски собственного прошлого. Кейзи тоже выросла в неродной семье, поэтому поняла меня без лишних слов и не вмешивалась, предоставив мне все делать самой. Вот бы мне с самого начала оказаться именно у них! Я насмешливо фыркнула. Вот-вот, если бы наши желания превращались в доллары, я звалась бы Биллом Гейтсом.