— Если бы ты внимательно читал свидетельство о рождении, то увидел, что в графе отец стоит прочерк.

— Это пока, — мужчина не отводил взгляда. Читал меня. Ловил эмоции. И я проигрывала ему в этой войне. В носу неприятно защипало, а к глазам подступали слезы.

— Ты не посмеешь… — произнесла я шепотом.

— Посмею.

Что мне хотелось сейчас сделать? Ударить предателя по самодовольному лицу. Со всей силы. До боли в ладони и пальцах. А если бы и это его не остановило, то вцепиться ноготками, словно кошка, и защищать свою малышку!

— Зачем? — тихо спросила я. — Зачем тебе моя дочь? Чтобы разбить и ее сердце? — я крепко вцепилась в спинку кресла, совершенно не чувствуя ног. — Поиграть с ней как со мной? Да? Игра в хорошего парня тебе не понравилась, а теперь решил проверить, понравится ли тебе быть отцом. И если понравится — завести ребенка с более подходящей для твоего круга женщиной? Кстати, как там Арина?

— Не имею представления.

— Да мне все равно, — выдохнула я с болью в голосе. С болью, что я пыталась всячески скрыть. — Ты никогда не станешь для моей дочери больше, чем какой-то посторонний дядя. Для нее ты никто. Я быстрее убью тебя, но не позволю к ней приблизиться. И я не испугаюсь. Поверь. Я думала и об этом.

Мои угрозы Сизов проигнорировал.

— Я спокойно могу доказать свое отцовство.

— Можешь. Но я сделаю все, чтобы этот процесс растянулся. И предам его огласке. Буду трубить на каждом углу, подрывая твою деловую репутацию перед клиентами. Подрывая репутацию всей твоей семьи и вашего агентства.

— Ты хочешь, чтобы твоя дочь была участником судебных тяжб?

— Нет. Это ты этого хочешь. Я лишь защищаю ее.

— Не имею ни малейшего желания. Я знаю, что это такое. И знаю, как страдают дети при этом.

— Тогда что тебе нужно? — воскликнула я. — Что?

— Я пока не могу ответить на этот вопрос.

— Серьезно? — я не смогла сдержать смех. — Не знаешь, но хочешь сломать нашу жизнь. Не знаешь… Зато я знаю за тебя. Ты увидел что-то, что не можешь получить. Тогда, — я нервно мотнула рукой, — это была я. Сестренка лучшего друга. И знаешь, я не обвиняю тебя. Ты воспользовался тем, что само шло к тебе в руки.

— Все было не так.

— Именно так. Я предложила себя — ты не отказался. Я почему-то решила, что именно со мной ты будешь честен. Выдумала, что ты со мной другой. Жалела тебя, а не стоило. Но я выросла, Вячеслав Львович.

— Миша знает, кто я? — Сизов прервал мою пламенную речь, вызывая очередную волну липкого страха. — Ты ему рассказала?

— Рассказала, — соврала я.

Мужчина не поверил.

— Именно поэтому ты сейчас вздрогнула?

— Оставь нас в покое. Зачем ты вернулся? Зачем? — я нашла в себе силы, чтобы развернуть кресло и опуститься в него. — Я обязательно все расскажу Мише. Не сомневайся в этом. Когда представится удобный случай. И… — от предположения, что Сизов сам хочет поговорить с моим женихом, мой голос сел. — Ты же не сделаешь этого?!

— Что именно?

— Ты прекрасно понимаешь, о чем говорю.

Он отрицательно покрутил головой.

— Не сделаю. Я лишь хотел убедиться, что ты не любишь Трухина.

— Я его люблю! Понял? Люблю!

— Когда любят, не врут.

— Откуда тебе знать, что такое любовь? — зло выпалила я и осеклась. Слава вновь получил от меня эмоции. — Ты не любил. Когда любят, не причиняют любимому боль. И, наверное, я сейчас тебя огорчу. Я не стала рассказывать Мише о нас лишь потому, что мне стыдно. Да! Я стыжусь, что поверила тебе. И стыжусь рассказывать, потому что это было неправильно.

— Это было самым правильным в моей жизни, — сказал мужчина, нервно, почти с хлопком опираясь ладонями на деревянную столешницу.