– Почему вы так решили? – быстро спросила я.
Виталий судорожно вздохнул и сцепил перед собой руки.
– Она была в пижаме, когда… Когда ее нашли. Я был на опознании. И соседи только об этом говорят. Все эти разговоры, разговоры…
Его голос звучал глухо и прерывисто.
– Вы позволите мне осмотреть вашу спальню?
Виталий поднял голову и устремил на меня вопросительный взгляд, словно не мог уяснить, что именно от него требуется.
– А, да. Конечно, – ответил он наконец. Я оставила Виталия в гостиной, поскольку он не выразил ни малейшего желания ко мне присоединиться. Пройдя через прихожую, я решительно отворила дверь страшившей его спальни. Комната со светло-бежевыми стенами была почти такой же просторной, как и гостиная. Само собой, здесь главенствовала широкая двуспальная кровать, застеленная бордовым покрывалом. На крышке узкого светлого комода стояла довольно большая портретная фотография в траурной рамке. Я взяла ее в руки и внимательно рассмотрела. Это была, без сомнения, фотография Алены. Девушка не отличалась какой-то особенной, бьющей в глаза красотой. Хрупкая, с тонким одухотворенным личиком и немного застенчивой улыбкой. Большие светлые глаза смотрели вопросительно и немного печально. По плечам рассыпались длинные темно-русые волосы.
По обеим сторонам кровати у изголовья симметрично располагались два прикроватных столика. На одном из них я заметила упомянутый Виталием глянцевый журнал, раскрытый почти на самой середине.
Я подошла ближе и прочла название статьи, возможно, той самой, которую Алена читала перед смертью. «Как помочь любимому справиться с тяжелой болезнью». Довольно пространный заголовок и необычный выбор для чтения. Какого именно любимого подразумевала Алена, изучая журнал? Своего мужа Виталия? Судя по рассказу ее матери, никаких других возлюбленных у погибшей девушки не было и быть не могло. Но чем таким уж тяжелым болен Виталий? Он сам только что заявил, что недавно простудился. Да, вид у него сейчас неважный, но я хорошо знала, как сильно может порой вымотать банальная простуда. Особенно если принять во внимание трагедию, которую Виталию только что довелось пережить.
Кстати, никогда не понимала тех, кто переносит грипп или пусть даже банальную ОРВИ, как принято выражаться в таких случаях, «на ногах». Например, моя подруга Лена (преподаватель французского) в бытность своей работы в одном сложном трудовом коллективе часто сетовала на свою сослуживицу Аделаиду Сидоровну. Сия дама считала своим долгом являться на работу с явными симптомами гриппа, непременно сообщая всем и каждому, что у нее температура «под сорок». При этом героическая сотрудница принимала жаропонижающие и, конечно же, «приходила на работу раньше всех, а уходила гораздо позже». А какие-то там неженки с обычным насморком сразу же берут больничный.
– А мне каждый раз, когда она этим козыряла, – возмущалась Ленка, – хотелось ей ответить: «Ну и дура!» А она ведь явно напрашивалась на комплимент. И что самое обидное, из-за нее и другие сотрудники заболевали, и члены их семей!
Здесь я полностью солидарна с Ленкой. Такие Аделаиды Сидоровны и прочие подобные им дамы (и господа) действительно «ну и дуры». Что касается меня, при первых же признаках простуды я ложусь в постель, вызываю врача и лечусь до полного исчезновения оных симптомов, то бишь до выздоровления. И никакое, пусть даже сверхинтересное расследование с космическим гонораром не заставит меня изменить этому правилу.
Больше ничего заслуживающего внимания в спальне супругов Нерпиных я не обнаружила, поэтому вернулась в гостиную, где Виталий как раз принимал какую-то микстуру.