И ещё тише добавил:

– Любить больше жизни, встречать с тобой тысячи рассветов и закатов во всех известных нам мирах, растить наших детей и жить полной жизнью. Не сидеть в скворечнике из бетона и пластика, ожидая нового рабочего дня, а быть свободными. У меня есть возможность дать тебе всё это. Просто позволь доказать, что жизнь может быть иной, – и отпустил её.

Она стояла с закрытыми глазами и молчала.

И это были самые жуткие за всю мою жизнь минуты.

В голове проносилась череда вариантов развития событий, и холодный липкий страх схватил меня за горло, едва я допустил мысль, что она откажется. Я уже начал впадать в панику, со всей дури сжимал в руках край футболки и покусывал губу, когда она наконец подняла на меня взгляд и спросила:

– Ты действительно хочешь всего этого со мной?

Я нервно усмехнулся, кивнул и застыл потрясённо, едва она ответила на мой кивок оригинальной фразой:

– Только ты учти, я не опытна в любовных делах, – и смущённо добавила, – совсем неопытна. Так сложилось, что все кто хотел со мною быть, были мне не нужны и не интересны, а быть с кем-то без чувств я не хотела. Сглотнув, я спросил:

– И что, никого? Никогда? За столько лет?

– Да, – и, краснея, попыталась проскользнуть мимо меня из комнаты.

Я поймал её и прижал к себе как великую драгоценность. Лихорадочные мысли роились в голове, выделив самую важную, я выдохнул в её губы:

– Это было «Да»?

– Да, – тихий ответ.

Глаза в глаза.

Горячее дыхание на моих губах и влажный язычок Веры скользит, облизывая её собственные, пересохшие. Сминаю со стоном эти губы, врываюсь в её ротик, захватывая в плен язычок, лаская его нежно и настойчиво. Сам себя уговариваю остановиться, не пугать Веру, и со стоном отстраняюсь. Смотрю в её затуманенные глаза. Ласкаю руками и взглядом тело. Она постепенно приходит в себя и смущённо говорит, явно стараясь отвлечься:

– Нужно сделать тебе паспорт.

Киваю и, стараясь ни звуком не нарушить то волшебное, что связало нас, отпускаю её руки, медленно соскальзывая пальцами с её пальчиков. Она всё же выходит из комнаты, и я слышу щелчок включаемого чайника, грохот переставляемой в холодильнике посуды, хлопок и невнятное шипение Веры. Стоп. Шипение Веры? Несусь на кухню, и вижу как Вера выбрасывает осколки чашки держа палец во рту.

– Что случилось? – с трудом выталкиваю из себя, а сам уже ощупываю её.

– Палец порезала об осколок, – и показывает рассеченную подушечку.

Лихорадочный спор с самим собой, не обернётся ли моя поспешность потом её обидой, но отметаю все доводы и импульсивно говорю:

– Можно? – тянусь к её пораненной руке.

Она доверчиво даёт мне свою руку. Нахожу в себе силы сказать:

– Ты не против, если я привяжу себя к тебе? Тебя не обяжет, а я тебя, если что, почувствую всегда и везде. В пределах мира. – Лукавлю. Привяжет, эмоциональная связь не бывает односторонней. Она даже толком не думала, просто кивнула. Лизнул палец, почувствовав на губах и языке её кровь. Пузырящееся чувство счастья до головокружения, мгновенное «узнавание» и я уже шепчу:

«Ни в беде ни в здравие, не предам не покину, ты моя единственная и я твой едино навек».

Шепчу ей с надеждой:

– Примешь меня мужем своим?

Вижу в глазах шок, она дёргается, вырывая руку, но я держу крепко и шепчу не теряя надежды:

– Понимаю, что не достаточно знаешь пока, но я ведь тебе нравлюсь? Хоть немного! Просто скажи: «Принимаю!» Прошу! Верочка…

Она розовеет, видимо что-то себе надумав, и еле слышно шепчет:

– Принимаю.

Взрыв моих эмоций смешивается с мгновенно прошившей болью под лопаткой, где расцветает знак моей принадлежности этой женщине. И нет ни единого мига сожалений, а есть только торжество, что она меня не оттолкнула, доверилась. Меня выгибает от резкой боли и я падаю перед ней на колени, а у неё на запястье проявляется тонкий неснимаемый браслет, сплетённый из двух полосок белого и жёлтого металла в виде цепочки ДНК, в которой между полосок вставлены бриллианты. Она растерянно смотрит на браслет, затем на меня и, видя, как я морщусь от боли, срывает с меня футболку и потрясённо смотрит на расцветающую, на её глазах, печать принадлежности в виде всё той же цепочки ДНК скрученной в знак бесконечности. Я знаю, что она видит, потому что видел уже такой знак у своего отца, а вот то, что через этот знак не только я её буду чувствовать, но и она меня, я не учёл. Вся моя боль обрушивается на неё лавиной.