Эвелин была уверена: только она и еще несколько других врачей разъезжали в дорогих автомобилях. Впрочем, вовсе не ради того, чтобы пустить пыль в глаза.

Ее маленький седан не был даже дорогой моделью. Она не стала менять его на другую машину, оставив в качестве подушки безопасности. Переехав сюда, она отказалась от всего, к чему привыкла, живя в Бостоне. Но расстаться с машиной не была готова. Было в этом нечто окончательное. Как будто, поступи она так, ей никогда уже не покинуть Аляску.

– Надеюсь, я найду кого-нибудь, кто бы мог это исправить, – сказала она.

– Найдешь. Завтра. Давай я отвезу тебя домой.

Он посмотрел на покупки в ее руках, затем на остальные, грудой сваленные на прилавке.

– Только не говори мне, что у тебя дома нечего есть.

– Помимо годового запаса кошачьего корма, в моем доме есть нечего, – сказала она. – Как ты знаешь, я редко бываю там.

Он покачал головой.

– Ты чужая на Аляске.

– Не поняла? – Она смотрела на него, пока он не отвернулся.

– Не важно. – Он вынул из одного мешка коробку. – По крайней мере, ты купила пончики. В чрезвычайной ситуации без них никак.

Он явно увиливал от своего первого комментария, чтобы только она не уцепилась за эту его фразу: «Ты чужая на Аляске».

– Лучше с ними, чем без них, – сказала она.

– Вынужден согласиться. Пойдем. – Он схватил четыре сумки, которые не помещались в ее руках, и понес их к своей машине.

Она пошла следом, чтобы он загораживал ее от ветра, но ее лицо и уши онемели даже прежде, чем она успела сесть и закрыть дверь. К счастью, Амарок оставил включенным не только мотор и дворники, но и обогреватель.

– Почему ты живешь в этой дыре? – спросила она.

– Я здесь родился, – сказал он, как будто она этого не знала. Затем включив рацию: – Фил, это Амарок. Ты меня слышишь?

– Слышу, сержант… – прозвучал сквозь треск помех.

– Как там дела с очисткой дорог?

– Хреново… Вряд ли я один справлюсь.

– Просто делай свое дело.

– …да я делаю… долгая ночь.

– Послушай, Фил, когда ты последний раз был рядом с домом доктора Тэлбот?

– Какого доктора?

Рация затрещала еще сильнее, отчего разобрать, что он говорит, стало почти невозможно.

– Тэлбот. Ну та, что начальница в Ганноверском доме.

Ничего. Никакого ответа.

– Тэлбот. Ты меня слышишь?

– Да, сержант. Нет… больше, чем я могу… Но я закончил чистить дорогу, которая ведет туда, где живут остальные врачи, если от этого есть какая-то польза.

Пользы не было никакой, но Амарок не стал его расстраивать.

– Есть шанс, что ты расчистишь и ее дорогу?

– Только если ты попросишь… Люди застряли… на этой стороне города.

– Нет. Это только ухудшит ситуацию. Спасибо.

– …продолжать… то, что делаю?

– Давай, – сказал Амарок и отключил связь.

Эвелин вопросительно посмотрела на него.

– Дорогу не чистят?

– Не чистят, – повторил он.

– Что это значит?

– Это означает, что только чокнутый отправится к твоему дому. Этак недолго застрять в сугробах высотой в три-четыре фута.

Эвелин крепче сжала свою сумку.

– Ты думаешь, что мы не сможем? Даже с цепями?

– Лучше не пытаться. Или тебе хотелось бы застрять здесь на всю ночь?

– Нет, конечно. – Разумеется, он прав, но… – Что еще мы можем сделать? Вернуться в Ганноверский дом?

– До тюрьмы еще дальше.

– Но чтобы снять номер в мотеле, нужно ехать до самого Анкориджа.

Потянув рычаг коробки передач, он дал задний ход.

– Это тоже невозможно. Тебе придется остаться у меня.

– Что? – От неожиданности Эвелин даже разинула рот.

Амарок остановил грузовик и жестом указал на телефон-автомат на стене здания. Из-за снега тот был едва виден.

– Это не какая-то уловка. Если хочешь, можешь выйти и позвонить одному из своих докторов, не стесняйся.