– Эй, все в порядке?

Из кухни, вытирая руки в полотенце, выглянул папа.

– Ты типо медитируешь?

Я смеюсь и иду к нему.

– Типо того. Доброе утро, шериф Оливер Бакер.

– У тебя усталый вид, все хорошо?

Я подхожу к нему и целую в щеку.

– Да, просто не выспалась. Вкусно пахнет, пап.

Он уже успел приготовить омлеты, и сейчас принялся посыпать их сверху листьями базилика и тёртым сыром.

– Эй, мне удалось,– он довольно подмигивает и кивает на омлеты,– всего лишь взбить яйца, Господи…

– Ну видишь, какие чудеса можно приготовить из яиц.– смеюсь я.

– Френк приедет? Я ему тоже сделал.

– Да, сейчас будет.

Я ставлю на свободную камфорку чайник, достаю четыре чашки.

– Ты кофе или чай?

– Кофе, спасибо.

Без лишних слов насыпаю в три чашки растворимый кофе, себе- цветы ромашки (Боже, жить не могу без ромашкового чая…). Вытирая руки, я оборачиваюсь и натыкаюсь на пристальный взгляд отца, в котором сразу же узнаю хорошо знакомую грусть. Именно ее я не могла спутать ни с чем.

– Что?

– Ты сейчас так похожа на свою мать…– тихо говорит он.

О нет, нет, нет…только не это…как же я ненавижу эти слова, которые и так слышу довольно часто… Не хочу быть похожей на нее. Хочу быть похожей на него…

Дело в том, что о матери в нашей мини-семье никто не говорит, ну или точнее пытается не говорить. И не потому, что она умерла, погибла или вроде того, нет. Ее просто нет и всё.

Одного чудесного солнечного дня, когда маленькой Бетани Бакер было три, а Остину шесть, молодая, красивая, длинноволосая женщина по имени Мелинда молча собрала все свои вещи и просто ушла из дома, оставив своих детей одних дома. Совершенно одних. Ее искали. Искал отец, чуть не сошедший с ума из-за волнения, искали его коллеги, искали друзья, искал целый город. На уши были поставлены почти все пункты полиции в нашем районе и даже в других городах, но ее будто след простыл. Будто сквозь землю провалилась.

Почему? Зачем? Как? Когда? Было слишком много вопросов, на которые не могли найти ответы никто; ни отец, ни другие родственники. Время шло, но он продолжал искать хоть что нибудь о ней, и тут вдруг один коллега отца из полицейского участка соседнего города сообщил, что Мелинду видели почти на другом конце света под ручку с молодым загорелым азиатом. Да, вот так глупо, смешно и забавно.

Подняли все возможные справки и информации об этом и стало ясно, что это действительно была моя мать. Дело дошло своего конца, поиски были свёрнуты, вопросы так и остались вопросами. Мой папа взял длинный отпуск за свой счёт и посвятил все свое время нам с Остином.

Но именно с того времени я перестала его узнавать. Его взгляд стал стеклянным, пустым, серым, тусклым. Именно в его взгляде я видела абсолютно все; то, что он не позволял себе выносить за границы своей комнаты, тем более делится этим с нами. Я видела все, и от этого мое сердце разрывалось от боли. Именно в тот период мы перестали быть детьми, хоть как бы нам этого хотелось, и это был наш выбор. Сквозь слезы на глазах он старался почаще с нами играть, каждое воскресенье мы ходили в парк запускать воздушного змея, но он даже не представлял, что его дети понимают все лучше, чем он сам. Мы старались делать все, чтобы он был счастлив, поэтому мы не могли позволить себе делать ошибки или огорчать его. Я старалась выкладываться по максимуму, только чтобы видеть его улыбку и счастье в глазах, и это начало действовать. Я знала, что раны на его душе все равно не затянуть, не убрать, но он становится действительно счастлив, как только переходил порог дома.

Уже тогда мы стали думать как взрослые, следить за каждым своим шагом, за тем, что делаем. Не смотря на все это, он сумел подарить нам детство, о котором можно только мечтать.