Он оделся и оставил на ночном столике щедрые чаевые для Люси. Затем вышел, осторожно закрыв за собой дверь, сел за руль машины, вырулил на трассу и скрылся в утреннем тумане.


Маленький бревенчатый домик с соломенной крышей, окруженный деревьями, располагался чуть на отшибе, в нескольких сотнях метров от старой проселочной дороги. Йенс направил машину на гравийную дорожку, ведущую сквозь аллею. По обе стороны от нее лежали пшеничные поля. Светило солнце, и аллея была освещена как раз таким светом, какой Йенс помнил с детства, когда проводил каждое лето у бабушки, – золотистым, оранжевым и зеленоватым одновременно.

Корабль он покинул накануне ночью, когда рыбацкая лодка Терри увезла его на юг Ютландии. Войдя в пустынный залив, они под покровом ночи выгрузили свой товар. Их поджидали три машины – одна из них была предназначена для Йенса, и он поспешно удалился.

Припарковав автомобиль перед домом, он некоторое время сидел неподвижно. Утро выдалось прекрасное, пели птицы, роса испарялась с травы под лучами солнца. Открылась дверь, окруженная розовыми кустами, и пожилая женщина с седыми волосами и в переднике широко улыбнулась Йенсу. Он улыбнулся этой идиллической картине, открыл дверь и вылез из машины.

Они обнялись, и она долго не отпускала его.

– Надо же, ты приехал! Какой замечательный сюрприз!

Бабушка Вибеке приготовила чай и, как всегда, поставила на стол старинный бело-голубой сервиз с чуть отбитыми краями. Йенс рассматривал ее. Она была старенькая – ужасно старенькая, однако возраст еще не перешел в ту стадию, когда пожилые люди становятся уставшими и замкнутыми. В глубине души он желал ей покинуть этот мир в том же настроении, в котором она всегда пребывала, и умереть в этом доме.

Оглядев кухню, Йенс взял с полки фотографию в рамке. Дедушка Эспен с огромными висячими усами, в шляпе с большими полями и ружьем на кожаном ремне через плечо.

– Помню, я не мог оторвать глаз от этой фотографии. Мне казалось, он стоит прямо посреди дикой саванны, собираясь охотиться на слонов или отстреливать браконьеров. А на самом деле этот снимок сделан здесь, за домом, на фоне свежескошенного поля, когда он шел отстреливать кроликов.

Вибеке кивнула:

– Он был великий человек.

Йенс разглядывал фотографию.

– Однако мы были не в восторге друг от друга, дедушка и я, не так ли? – Он уселся, поставив фотографию на стол перед собой.

– Даже не знаю. Он считал, что ты не знаешь никаких границ. А ты отвечал, что он сумасшедший и лезет не в свое дело. Вы всегда начинали ссориться, если не из-за одного, так из-за другого.

Йенс улыбнулся, однако в его отношениях с дедушкой все было серьезно. Он так и не понял, почему они не ладили.

Бабушка принесла чайник, разлила чай в чашки.

– Каждое лето, когда ты приезжал, вы поначалу хорошо общались. Ты ходил с Эспеном на охоту, рыбачил на реке – вы как будто проверяли свои отношения. Через несколько дней вы переставали что-то делать вместе – ты находил себе другие развлечения, Эспен тоже занимался своими делами.

Она села напротив него.

– Однажды летом – кажется, тебе стукнуло четырнадцать – ты пошел в деревню за покупками. Там была компания парней на мопедах, на несколько лет старше тебя. Они начали задевать тебя. Помню, ты пришел домой с синяком под глазом, и Эспен обвинил во всем тебя. Он решил, что вся проблема в тебе. Я пыталась его переубедить, но он меня не слушал.

Йенс помнил эти события. Вибеке допила чай из чашки.

– За пару дней до отъезда ты один отправился в деревню, отловил тех парней поодиночке и каждому сломал нос. Помню, ты вернулся домой сияющий от гордости, но ни слова не сказал. Я узнала обо всем задним числом, когда ты уже уехал, – мать одного из парней пришла сюда, чтобы разобраться с тобой.