И однажды Андрей почувствовал радость, когда вошел в аудиторию и понял, что он начинает поправляться от этой своей болезни, он чувствовал, что физически внутри него что-то происходит, и ему дышалось легче, и он обращал внимание на какие-то предметы вокруг – так заканчивалось его первое духовное испытание любовью, которое он достойно переносил в одиночестве, не обмолвившись ни с кем ни словом.

Наступила весна, приближалась сессия, и солнце светило ярко, и птицы пели, и деревья покрывались листвой, и студенты стайками сидели на скамейках около университета, и Андрей вместе со всеми ходил в «Лягушатник», пил шампанское на днях рождения и радостно и нейтрально развлекал случайных девушек, которые все как одна были немножко увлечены этим симпатичным юношей с густой шапкой черных волос и мужественным выражением лица, всегда гладко выбритого.

 Андрей чувствовал, что нравится девушкам, но душа его молчала, а воспитание не позволяло опускаться до случайных встреч – он держал себя строго, подчиняясь своей выработанной морали. Отношения к женщинам у него вообще не было никакого. Он их воспринимал как товарищей и никогда не пускался в мужских компаниях в циничные обсуждения женщин. Его утонченная натура начинала страдать от грубых и простых слов – он был другой, особенный, и за это себя ценил.

 Отношения с мамой были спокойными, но он никогда с ней не касался того, о чем она одна догадывалась.

 Жизнь менялась на глазах, но общественная жизнь так же не увлекала Андрея, как и раньше. Двое его друзей уехали в Америку вместе с родителями и присылали ему поздравления и приглашали приехать, но он был ко всем этим заграничным штучкам равнодушен. Его увлекала только наука, а ею ему не мешали заниматься, и он углублялся в изучение культур, и книги по-прежнему были его основными друзьями. Он превращался постепенно в настоящего ученого – таким, наверно, и родился, – и написание статей и докладов стало главным его занятием.

 Так он закончил университет, остался в аспирантуре, и ничто, казалось, не могло изменить его жизнь. Но вот, однажды, когда он возвращался домой, он зашел в магазин и увидел за прилавком Галю. Сердце его забилось быстрее. Он не знал, что ему делать. Она внешне мало изменилась – такое же простое и открытое лицо, стрижка под мальчика,  вот только одежда продавщицы ее как-то особенно простила. Она была не одна из тысячи, а такая же, как все. И Андрею вспомнилось замечание мамы «очень простая девушка». Когда Андрей был влюблен, он так не думал – никакие слова не подходили к его девушке, – но сейчас он почувствовал, что Галя простая и что эта простая Галя ему нравится, но уже по-другому.

 Он смотрел на женщину, перед ним стоящую, и угадывал в ней знакомые черты лица, которые он забыл. Это новое впечатление от лица любимой когда-то девушки ему казалось совершенно незнакомым – как скала под влиянием ветра, солнца и прибоя меняет свои очертания, так и это новое для Андрея лицо Гали. Оно казалось ему новым, и только по каким-то черточкам он с трудом узнавал прежние черты лица, которое его воображение превратило во что-то мало напоминающее реальность.

 Мы не можем в своем воображении представлять лица людей такими, какие они есть на самом деле, в памяти сохраняется облик, очертания и ощущение человека, какие-то отрывки тех картин, где конкретный человек присутствовал и запомнился, но лицо любимого человека ускользает, и пытаешься его восстановить, а оно искажается и меняется всякую секунду вслед за мелькающими ощущениями, которые в памяти мало близки к реальности, оставаясь такими, какими были в прошлом. Настоящее их не изменяет.