– Ну, что ты… – Ирина махнула рукой. – Это было совершенно ни к чему. А Варвара… Вот ведь какие сплетницы! Представляешь?! Делали вид, будто ничего не знают!.. А сами, за спиной…

– Ирочка, ну, ты же знаешь наш серпентарий! – Мария деланно-участливо нахмурила брови. – Я так за тебя там переживала, ты представить не можешь!.. Только и думала о тебе. Мне даже Бражников сказал – ты, говорит, телом здесь, а душой где-то в другом месте!

– Спасибо тебе, Машенька… – Ирина скорбно качнула головой. – Ты – единственная, с кем я могу быть откровенной.

– Ну, а он-то что, Сергей… Что он говорит?… – Мария смотрела с нескрываемым интересом.

– Ничего… – усмехнулась Ирина Германовна. – Я с ним больше не виделась. Даже не знаю, как он свой юбилей справил. Корецкие вот меня пригласили… И его тоже. Как думаешь, идти или нет?…

– Однозначно: идти! Он должен увидеть, что у тебя всё хорошо!

– Да, но… Я не представляю, как увижу его с этой… – Ирина закрыла руками лицо. – Не представляю…

– Тебе нужно быть с кем-то вдвоём. Подумай, кто там ещё будет?

– Я думала… – теперь хозяйка кабинета подперла подбородок рукой. – Но никого подходящего…

– Слушай… А Элина?… Возьми с собой дочь, думаю, Корецкий будет только рад, они все к ней неровно дышат.

– Она не пойдёт!.. – нервно махнув рукой, Ирина Германовна нахмурилась. – Это такой тяжёлый случай!

– Неужели Элина не захочет поддержать тебя, что ты, Ирочка?! – Мария вытаращилась на подругу. – Хочешь, я сама с ней поговорю?

– Это бесполезно. Там всем командует Игорь, а она у него, как служанка…

– Ну, характер у него, мягко говоря, не очень… Наслышана… но тут-то дело особое!

– Что ты, Маша… Спасибо, что позволил мне у них пожить всё это время… – Ирина Германовна многозначительно усмехнулась уголком губ.

– Это хорошо. Тебе сейчас одной оставаться нельзя!

– Уже осталась. Вчера ушла от них… Не могу больше смотреть, как живёт моя дочь. Знаешь, Маша, я сейчас как будто по-другому посмотрела на всю эту ситуацию… Наверное, я плохая мать.

– Что ты, что ты!.. – Мария возмущённо замахала руками. – Что ты такое говоришь?! Это ты-то плохая мать?! Да и ей – сколько уже лет?!

– Не нужно было позволять ей выходить замуж за этого морального урода. Пусть бы родила Антошу, сами бы воспитали. А мы пошли у неё на поводу…

– Может, и не нужно. Да разве мы им указ?

– В том и дело. Мы им не указ, а теперь душа разрывается… Он же натуральный психопат, как был, так и остался! Но она как привороженная… Как только мы с Серёжей не уговаривали: и кнутом, и пряником… Так и не оторвали от него!

– Это называется – любовь, – с осуждением в голосе произнесла Мария.

– Да разве это любовь?! Маша, какая может быть любовь, если ночью, зимой, в одних тапках убегать из дому?! Если слёзы лить годами, какая это любовь?!

– Ты говорила, он больше не пьёт?

– Пока не пьёт… – недовольно поджав губы, Ирина Германовна уставилась в окно. – А я уже и не рада…

– Почему, Ирочка?… – Мария с удивлением смотрела на подругу. – Если не пьёт, это уже другое дело.

– Да какое там дело… Кроме рожи смазливой ничего и нет. Я уже грешным делом думала, вот пил бы, она бы точно его уже бросила! А так – сидит с ним как на цепи, ни к нам толком не ходит, не ездят никуда… Всё с ним да с ним. Работа и дом, дом и работа.

– Та это хорошо, муж и жена – одна сатана.

– Понимаешь, он – дурак! – говоря о дочери и зяте, Ирина Германовна, казалось, совершенно забыла о собственных горестях. – Дома всякой ерундой занимается, только не делами! То на гитаре бренчит, то музыку на всю громкость включит. Телевизор посмотреть невозможно, включают лишь то, что Игорёк любит… То друга притащит, а Эля перед ними, как служанка – то кофе подай, то ещё что-нибудь… Нет, у нас с Серёжей тоже есть… были… друзья, и они приходили к нам… Но я никогда и никому не прислуживала!.. Мы собирались на кухне, Серёжа сам всех угощал… Нет, я понимаю, если бы просто сварить кофе и налить в чашки. Но она таскает их к ним в комнату, весь вечер… Она бежит на каждый звонок, на каждый вызов!.. Он никогда не поднимет задницу с дивана, чтобы открыть дверь!.. Она готовит только то, что любит он… А он… он даже в тарелку себе супу налить не может, да что там… он даже холодильник не откроет, будет ждать, пока она не придёт, и не накормит! А как он с ней разговаривает?! Ну, что это за обращение – «толстяк»?! Это обращение к жене?!