- Я уже в этом участвую, - смогла отлепить язык от неба. – Они видели меня, забрали мою сумочку, а там документы. И тот продавец…

Любава запнулась.

Владимир молчал. Это значит, все плохо. А у человека наверняка была семья. Может, и дети без отца остались. Иногда Любава видела, как за прилавком, рядом с носатым добродушным дядькой, вертелись два смуглых подростка. Товар помогали таскать, столики в порядок приводили…

Как тут отвернуться? Сделать вид, что ее это не касается.

- Обеспечим тебе охрану круглосуточную, - пошел в новую атаку следователь. -  Никто не сунется.

Амулет больно впился в кожу между пальцами. Может, Любава и верила, что охрану ей постараются обеспечить, но дурой не была. Не будут же с ней в туалет ходить и глаз не спускать. Какой-нибудь шанс, да представится.

Крохотная головная боль, засевшая в затылке, медленно отращивал шипы. Плохо! Думать сейчас надо, извилинами  шевелить, а у нее вместо мозгов - вязкий кисель. И веки вдруг потяжелели, так и хочется закрыть.

- Потом все, Серёга, - опять подал голос Владимир. – Дай человеку отдохнуть.

Да, не помешало бы. Но возвращаться сейчас домой опасно. Словно подслушав ее мысли, следователь встал и кивнул на выход.

- Дальше по коридору есть служебное помещение. Там кровати. Обычно парни отдыхают между вызовами, но сейчас пусто, все машины при деле.

- Она поедет ко мне, - заартачился Владимир. – Маловероятно, что уже организовали слежку.

Но и исключать нельзя. Нет, меньше всего ей хотелось подставлять под удар единственного близкого человека.

- Я переночую тут. Все равно утром нужно будет вернуться, так ведь?

Владимир набычился. По глазам видно – готов спорить, а нет, так тащить на плече в берлогу, да ситуация не располагала.

- Переночую с тобой, - пошел на компромисс.

А вот за это спасибо огромное. До сих пор трясло, и в ушах заезженной пластинкой звучал хлопок и надсадный визг губастого урода.

«Взять ее!»

Любава кивнула - одной не так страшно

***

Теплые ладони скользили по волосам. Медленно, плавно. Стряхивали  острые крупинки паники, делали мысли лёгкими и спокойными, как широкая река.

- Я рядом, - плескались волны о нежный песок.

- Всегда рядом, - шумело в высоких кронах.

- Любушка моя…  - теплые солнечные лучи целовали щеки, медленно скользили по губам.

Ей хотелось счастливо жмуриться и подставлять голову под нежность больших рук. Ластиться, словно кошке, и мурлыкать нежную песенку. А сердце соловьём пело, разливалось. Выстукивало трепетное «люблю».

- Красиво тут, да?

Перед глазами плыла сказочная картина. Высокие кедры один к одному –  прямые как стрелы, крепкие и толстые. Мох изумрудный  ковром стелется, то тут, то там шляпки  боровиков и рыжие пятна лисичек. Так и хочется пройтись, собрать эту красоту в лукошко, а потом испечь любимых грибных пирогов.

М-м-м, даже в животе заурчало.

Но прежде цветов собрать охапку. Вон на той прогалине! Сколько их! И травы разные! Мята, девясил, чистотел… Чудо просто!

Словно из воздуха соткались две фигуры, и в груди стало больно до слез. Родители! Хотела к ним рвануть, но за талию перехватили широкие ладони.

- Пусти! – впервые за все время попыталась освободиться от желанных объятий.

- Они уже здесь, у своих истоков. Возвращайся и ты, жизнь моя…

***

Ее выбросило из сна, как рыбу на берег. Хватая ртом воздух, Любава села на кровати и до ломоты в пальцах стиснула  кулон. На крохотную долю секунды показалась, что морда медведя слишком теплая, горячая даже, но удивиться не успела - ее тут же заключили в объятья.

С перепугу Любава чуть в обморок не грохнулась, но над головой прозвучало ласковое: