Так хотелось отблагодарить их! Иномирцы снова отвели от нас ненастье. Откуда я это знала? Не представляю. Просто догадалась – и все. По осколочным сведениям Путника, по внутренним ощущениям.

Изелейна, кажется, домыслила тоже.

Но вот беда – зеленые не понимали ни слова из нашей речи.

Где же эти обещанные Айстрайненом лингви-диски или как он их назвал?

Ничего лучшего не придумав, я расплылась в улыбке. Носорог кивнул и вернул мне ее.

Изелейна приложила ладонь к груди и склонила голову, словно по-своему отдавала спасителю честь. Он приподнял уголки губ, повторил жест.

В другое время меня разобрал бы смех. Мы общались так, как русские туристы объяснялись в заморских магазинах – руками, звуками, ужимками.

Вместо желания похихикать над неловкостью ситуации – ведь нарочно не придумаешь – я ощутила странное удовольствие от близости носорога. Опасения, что «присоски» вернутся, с его появлением как рукой сняло.

Я смотрела в лаймовые глаза носорога и верила, что он выручит, не знаю –отчего и зачем, но вытащит из любой передряги.

Казалось, я долго бежала по заснеженному полю, дуя на заледеневшие руки, вбежала в дом и присела к камину. Щедрый жар укутал, разгорячил лицо и пальцы, успокоил ощущением дома, уверенности в завтрашнем дне.

Носорог… он стал моим камином…

Хотя о какой уверенности может идти речь, если ты в чужой Вселенной, на чужой планете… а из родных – только подруга?

И даже Путник бросил нас, ушел, ничего толком не объяснив.

Минуты капали, а мы так и сидели вчетвером, в полной тишине, улыбаясь друг другу, как подростки на лавочке.

И, казалось, в этом молчании, в едва приподнятых уголках губ, тепле смущенных взглядов, таится куда больше, чем можно выразить самыми чувственными стихами.

Стряхнув наваждение, я бросила взгляд на Изелейну. Она обернулась.

Зеленые встали одновременно – словно многократно репетировали. Поклонились, приложили шестерни к груди и скрылись за дверью.

(Мей)

Говорят, история развивается по спирали. Не знаю как история в целом, но сегодняшний день неуклонно подчинялся этому правилу, как камень – закону тяготения. Одни и те же события бесконечно повторяли друг друга, менялись лишь детали.

Недолгое время назад я наткнулся в замковом коридоре на Путника.

И вот уже мы с Сэлом, покинув девушек, вновь едва не сбили куратора с ног.

По правде сказать – бежали как угорелые, чтобы не передумать.

Я мог бы вечность просидеть рядом с единственной. Она улыбалась, не отводила глаз…

И я тонул, дурел, терял чувство реальности.

Оглох от грохота сердец, сознание заволокла эйфория.

Я затаенно любовался округлостями груди и бедер девичьего тела. Они так соблазнительно, так коварно вдруг сходились в тончайшей талии, что я почти не дышал. К старой знакомой – судорожной боли у лобка – привык еще после встречи с Миленой. В отличие от Сэла, который нервно вздрагивал от спазмов, я сидел ровно, весь погрузился в ощущение близости Изелейны.

Мы молчали – все четверо. Девушки поняли, что ни я, ни Сэл не знаем их языка, а лингви-диски еще не раздобыли, и не нарушали волшебство момента головоломками фраз.

Я же не сумел бы сколотить из вороха слов, что мельтешили в голове, даже одну сносную реплику.

Забыл, что нужно есть, пить, одеваться, спать… Все потребности тела ушли куда-то, исчезли.

Оставалась лишь Изелейна – такая родная, бесценная, соблазнительная до мучений.

Еще никогда мне не было так хорошо. Взвинченность химией взросления отходила за границы восприятия – я каждой клеткой внимал симпатии единственной. Она не отвергала мое общество, как Милена, не сторонилась. Наоборот – подалась вперед, сократив дистанцию.