Поражает простая, в сущности, мысль: наши поколения единственные в истории, поскольку в нашем личном опыте мировая война – последняя. Если маньяки развяжут третью мировую, никто не сможет ее вспомнить: все сгорит в атомном пламени… Жить дальше или погибнуть? Быть или не быть человечеству? До игры ли тут? До игр ли?..

Мое поколение в танках не горело, в партизанских болотах не мокло. Но и оно – вдруг понимаешь отчетливо, и зябко становится от этого понимания – тоже единственное, кто может рассказать о своей мировой войне: мы не были ее участниками, но свидетелями были.

Сережа (сын моего друга по Ленинградскому университету Бориса Грищенко, работающего в Москве) в свои десять лет знает все модели советских и немецких самолетов времен Второй мировой, на его письменном столе рядом с «Таинственным островом» Жюля Верна и журналом «Костер» стоят два темно-зеленых танка КВ и Т-34 из деталей детского конструктора. Сколько, оказывается, у немцев было самолетов, мы-то знали только «Юнкерсы», «Фокке-Вульфы», «Мессершмитты», «Хейнкели» – Сережа, по альбомам и справочникам, знает десятки разновидностей. Какие из них налетели на наши баржи в июле сорок первого и начали нас бомбить, неизвестно…

Игры пришли потом, когда мы вернулись в Петрозаводск из эвакуации.

Натерпевшиеся, настрадавшиеся за войну люди потянулись к спортивной игре с ее неоспоримой, беспримесной, абсолютной радостью.

До игр ли тут? До игры ли?

Спорт, игра – я убежден в этом – не только приносят нам новые сведения о нас самих, но и могут способствовать росту человеческого в человеке. Только не скачки-бега, не вакханалия азарта и корысти, которым предается «мировой Скотопригоньевск», а игра, согретая душой.

Эти стихи были напечатаны в том же журнале, что и статья Адамовича «Overkill», только четырьмя годами раньше. Страничка журнальная со стихами называлась «Памяти товарища». Коллеги, друзья прощались с Александром Орловым, редактором (он редактировал и произведения Юрия Трифонова), поэтом, много лет игравшим за команду МГУ и умершим на волейбольной площадке.

Уходят из жизни люди игры – Владимир Саввин, Владимир Ульянов, Анатолий Чинилин, защитники Отечества в военную годину. И поэты уходят. А игра живет и будет жить, пока люди не разучились радоваться бегущей воде, шумящей под ветром листве, летящему мячу, будет жить, чтобы смягчать сердца народов и людей.

Моя книга «Время игры» (М.: «Физкультура и спорт», 1986) – о муках любви. Любви к женщине, свободе, искусству, спорту, красоте, игре. Корень игры – гармония, красота. «А корень красоты – отвага» (Борис Пастернак «Осень». Из цикла «Стихи из романа»).

В романе «Доктор Живаго» сказано: «Человек в других людях и есть душа человека… В других вы были, в других и останетесь. И какая вам разница, что потом это будет называться памятью». Не знаю почему, но я чувствую себя не вполне своим в мире взрослых. «Я состарился, но так и не вырос» – могу повторить эти слова Федерико Феллини, сказанные им за два месяца до смерти. Для человека такого типа важны люди-магниты, к которым бы он тянулся. Потребность испытывать нежность и восхищение сопровождает мою полувековую профессиональную карьеру. Я не могу написать ничего стоящего о человеке, если не влюблен в него. Я продолжаю играть, как семьдесят лет назад, и, выходит, никогда не расставался со своим детством. Игра ведь многомерна: это и сфера детства, и способ познания мира, и часть жизни, и потому, рассказывая об игре, рассказываешь о жизни.