Только один человек в ложе шипит, как чайник на огне. Прижав трубку к уху, не отрывая глаз от порхающего мяча, он говорит, говорит, говорит… Минуту… три… восемь. Мне давно нужно позвонить по делу, я протискиваюсь к нему поближе, выразительно поглядываю на часы, он смущается, делает умоляющее лицо, но продолжает вещать. Теперь-то я слышу, что он вещает. «Павлов пробивает фолы… Первый – в лузе, второй там же… Почти достали, разрыв четыре очка… “Строитель” в атаке. Рыжик… Белостенный… Харч, не трогай его! Ну вот, Харч по-глупому сфолил. У него третий фол. Его и Капустина меняют, Капусту – правильно, давно пора. Судьи?.. Пока ведут себя прилично. Они знают, что мы с Мишаней Чупровым на посту…» Промокнул лоб платком, перевел дух и снова: «Белостенный делает заслон, а Рыжов – два очка… Ну, Тюба-подергун, отдал мяч им в руки!.. Щит проигрываем начисто, это чревато… Чревато – говорю… Это Бригадир кричит, поэтому и не слышно…»

Сергей Чесноков, корреспондент «Ленинградской правды», ведет репортаж о матче «Спартак» – «Строитель» для одного-единственного слушателя – Юры Кондрашина.

Больше всего на свете Юра любит музыку и спорт. Он выучил несколько языков, отец выписывает для него множество зарубежных спортивных журналов и газет. Юрины переводы и обозрения все чаще появляются в ленинградских изданиях.

Если бы Кондрашин-младший мог, он сидел бы сейчас с нами в «Юбилейном». Но он не может покинуть свою комнату, свое инвалидное кресло.

– Юра, закругляюсь, – кричит Серега. – Счет первого тайма… До связи!

Никто из коллег не сказал Чеснокову ни слова, не поторопил. Только я сунулся, но я не знал тогда, с кем он говорит, совсем, оказывается, не знал Серегу, давнего своего приятеля…

1985

Муки любви

1. Белые панамки на темной воде

Записки бывшего мальчика

Во вторник, 16 марта, в полдень, позвонил Боря Спасский, прилетевший из Парижа на восьмидесятилетие своего старинного друга – нобелевского лауреата по физике Жореса Алферова. Уже в среду, 17‑го, Спасский улетал в Киров, «вятский Киров», как он сказал, откуда местные начальники обещали довезти его на машине до села Коршаки…

– Помнишь Коршаки, Алексей Петрович? Помнишь, когда это было?..

Если бы я не был знаком с Борисом Васильевичем Спасским, десятым в истории чемпионом мира по шахматам, пятьдесят шесть лет, то подумал бы, что он меня разыгрывает, прикалывается, как говорят наши внуки (Борис недавно стал прадедушкой. – А. С.). Но поскольку мы учились в Ленинградском университете в одной группе, на одном курсе отделения журналистики филфака в пятидесятые годы, поскольку я много чего написал о нем, он не мог не знать, что его биография знакома мне почти так же хорошо, как своя, особенно наше детство, когда, если вспомнить Осипа Мандельштама, мы были ближе к смерти, чем в наши зрелые года.

У нас, бывших мальчишек, родившихся в тридцатые, в годы сталинской войны с собственным народом (Борис появился на свет божий на год позже меня, в 1937‑м, в самый пик большого террора), у нас, чье детство было обожжено войной с врагом, много общего.

Замечательно назвал свою повесть о военном детстве и послевоенном отрочестве наш с Борисом земляк и добрый знакомый, человек нашей поколенческой когорты, кинодраматург Юрий Клепиков, родившийся в 1935‑м, – «Записки бывшего мальчика». Пятый, майский, Победе посвященный номер журнала «Искусство кино» за 2002 год с этими записками автора сценария фильмов «Не болит голова у дятла», «Восхождение», «Пацаны» я храню и часто перечитываю. Иногда мне кажется, что это написано и обо мне и о Спасском – только Юра жил в войну в Челябинске, где его мать работала на гигантском танковом заводе, я в Астрахани, Боря в детском доме в вятском селе Коршаки, куда был эвакуирован из Ленинграда летом сорок первого. Чувство скорби и ликования, беды и победы, испытанное в годы Великой Отечественной войны маленьким Юрой, было и для нас самым сильным переживанием детства.