Вот и сейчас на приятный горьковатый аромат собралась вся наша маленькая семья. Хотя Карин нам не родственница, она за несколько дней легко и органично влилась в наш быт.
– Чашечку? – предложила я, и Карин согласно кивнула.
– Да, благодарю. Если вы позволите, то мы с Демельзой сходим сегодня до частной школы и узнаем, что нужно для приема.
Поставив перед сонной дочерью чашку с теплым молоком и тарелку с кашей, я кивнула.
– Только не спешите с обещанием оплаты. У меня осталось всего несколько монет, так что… Карин, что с вами?
– У вас осталась пара монет, но при этом вы заплатили мне, – потерянно произнесла женщина. – Почему?
– Просто потому, что это правильно, – серьезно ответила я. – И ваше жалованье будет повышено так быстро, как это будет возможно.
Учитывая, что я предоставляю Карин стол и кров, ее жалованье должно быть не меньше пятнадцати-двадцати монет. По крайней мере, мне так кажется, если вспомнить, что говорил Гел, когда убеждал Арлетт поднять постоянное жалованье с тридцати монет до сорока.
– Ты опять на работу? – спросила Деми и потерла глазки. – Иногда я хочу, чтобы ты не работала.
– Работать нужно, – я обошла стол и присела перед дочкой, – если у женщины есть свой источник дохода, то она становится независимой от мужчины и его дурного настроения.
– А если настроение хорошее? – заинтересовалась Деми.
– От хорошего настроения не зависят, им заражаются, – подмигнула я дочери и, поцеловав ребенка в щечку, встала. – Карин, каши я сварила достаточно, вам обеим хватит на обед. Ну а к ужину я вернусь и что-нибудь приготовлю.
– Я могу попробовать запечь курицу, – тихо сказала женщина и, поежившись, убрала травмированную руку за спину.
– Попробуйте, – улыбнулась я. – Если не получится — не страшно, у нас их четыре.
– Я помогу, – воодушевилась дочка, и я, тихонечко вздохнув, смирилась с мыслью, что дом нужно будет проветривать от дыма и гари. Ну да ладно, главное, чтобы нас не выселили.
Поднявшись в свою полупустую спальню, я переоделась из домашнего платья в выходное, поправила свои косы и, влекомая странной идеей, подкрасила губы. Потом рассердилась и стерла краску. Потом подумала еще раз и, наколдовав слабенькое полупрозрачное зеркальце, чуть подвела глаза, вычернила ресницы и вернула на губы помаду. Это — для себя. Вот так. Просто хочется быть красивой. Не зря же я в порыве лихорадочных сборов кинула в чемодан свою куцую косметичку?
Взяв сумочку, я вытащила мешочек с монетами, крепко подумала, потом подумала еще раз и спустилась вниз. Там я выдала Карин монету и велела разменять, чтобы иметь возможность покупать сладости на прогулке.
– Что-нибудь недорогое, один день — одна приятная мелочь, – инструктировала я женщину. – У нас был очень тяжелый период, и я хочу, чтобы Деми забыла его как можно скорее.
– Я сделаю, – кивнула Карин. – Все будет в порядке.
Выйдя из дома, я поспешила к остановке. Маленьких жетончиков мне хватит до конца месяца, так что об этом волноваться не приходилось. А вот Карин и Деми пока что не придется пользоваться транспортом. Мне бы отложить немного монет, чтобы иметь запас на черный день…
«Ухватив от Судьбы толику щедрот, человек хочет все больше и больше», – вспомнила я строчки из религиозного трактата. И, пожав плечами, разрешила себе хотеть. Это ведь не просто желание, а желание, подкрепленное трудом! А значит, все получится.
Отработала я сегодня быстро — завершила вчерашние расчеты, но Арлетт их не отдала:
– Завтра проверю свежим взглядом.
– Но завтра вы могли бы взять новый проект и заработать больше, быстрее, – искушала меня девушка, которой не терпелось передать папку в лабораторию.