В училище меня определили в общежитие, выдали постель, я впервые узнал, что люди спят на белых простынях, трехразовое питание, и одели в форму. Так началась моя новая жизнь. Нормальное питание (при Хрущеве кормили хорошо), сон после обеда сделали свое дело. Уши у меня как-то прижались, я стал поправляться, горб выпрямился и уже через полгода девочки приглашали на дамский танец, но это потом, а пока…
Построил однажды в спортзале нашу группу физрук, Николай Иванович Чикунов (и сейчас помню), прошелся вдоль ряда, и тыкая пальцем в грудь каждого, говорил: «Будешь заниматься борьбой, ты, ты, ты…». Мимо меня он прошел, вроде не заметил. Тут я подал голос: «А я, Николай Иванович!?» Похоже, он увидел тень от моих костей на стенке, подошел на голос, пригляделся и сказал: «А ты ни Богу свечка, ни черту кочерга!»
От обиды я чуть не заплакал, ну думаю, буду приходить на тренировки и хоть смотреть, хоть чему-то да научусь. В общем ребята тренировались, а я смотрел и запоминал приемы. Испытывал то, что запомнил на Косте Сырбу. Он был такого же телосложения, как и я. Задиристый до ужаса, но от меня ему перепадало часто. Костя никак не мог смириться, что я его кладу на лопатки. Оторваться от него было сложно, и мне приходилось усмирять его тычком в нос… Вот таким образом мне приходилось заниматься спортом.
Даже такой заочный вид спорта дал положительные результаты. Я мог положить на лопатки любого, кто был одного веса со мной. На следующее лето у нас были каникулы. Поехал к дяде Ване с тетей Зоей, дедушке с бабушкой и, конечно, встреча с Вовой и Валей. Повзрослевший, окрепший, модно одетый, они звали меня стилягой. Мы ходили на лиман загорали, купались, ловили раков. Вова смотрел на меня и видимо приценивался, затем решился: «А давай поборемся!» Я стал отнекиваться, вроде бы боюсь. Он стал настаивать, я вроде с неохотой согласился.
Дурачок! Я к этому моменту готовился почти год. Через две-три секунды Вова на лопатках. Он вскочил на ноги и стал кричать: «Не считается, не по правилам! Давай еще раз». И опять Вова на лопатках. Вокруг нас бегала Валя и хлопала в ладоши: «Так тебе и надо, хвастун!» Он что-то пробурчал, оделся и, забыв раков, ушел домой. Здесь к месту пословица: «Не хвались, идучи на рать, а хвались идучи с рати».
Котлеты отдельно, мухи отдельно
Вернемся ко времени поступления в училище. Нас поселили в общежитие. Здание было расположено на углу улицы Сталина и углу улицы Дзержинского. Жилые комнаты были на втором этаже, окна выходили на улицу Сталина и постоянно были открыты. Проходящие мимо девушки вниманием не были обделены… Учебный корпус находился на улице Комсомольская. На занятия мы ходили строем, под командой мастера группы Прашки Саввы Ивановича. Двинув нас в сторону училища, он требовал идти в ногу и с песней.
На нас оборачивались не только лошади, но и пробегавшие мимо собаки, когда мы пели «Катюшу» или «По долинам и по взгорьям». Питались мы в столовой, которая находилась на первом этаже общежития. Это было просторное, светлое с большими окнами, и с вентиляторами, чистое помещение. В этом блоке питания помещались одновременно все группы училища. У каждой группы были свои столики, на столике для четверых стояла большая ваза со свежим хлебом.
Еду нам выдавали дядя Илюша и тетя Мотя. Я все удивлялся, как это можно быть таким худым, если ты повар… Дядя Илюша, что называется, гремел костями при изобилии еды вокруг него. Тетя Мотя была мамой ученика нашей группы Миши Протасова. Увидев такого заморыша как я, и дядя Илюша, и тётя Мотя подкладывали мне побольше еды.