Удар был такой силы, что, как мне показалось, на какое-то время у меня остановилось сердце. Боль была ошеломляющая, на мгновение потемнело в глазах и перехватило дыхание. Но именно этот удар всколыхнул во мне всю ярость и злость, на какие я был способен. В голове помутилось, откуда-то взялась неимоверная сила, и в считанные секунды я кинул его через себя на спину. При этом захватил его руку в локтевом суставе в болевой приём.

По правилам захвата в болевой приём дзюдоист должен ждать, когда соперник сдастся, или судья остановит схватку. Так я обычно и делал. Но сейчас мною двигала ярость, перед глазами на мгновение промелькнули окровавленные лица предшественников, и вспомнился свой полёт от поджопника. Я не стал ждать, пока он сдастся, а быстрым, сильным движением сломал ему руку. Парень дико заорал, и судья остановил схватку. Я был объявлен победителем, а к моему сопернику бежали медики, чтобы оказать помощь.

Ребята меня поздравляли, тренера пожимали руки, и никто из судей не сказал мне ни слова упрёка. Все негласно понимали, что это было наказанием моему сопернику за предыдущие схватки.

В конце дня в раздевалке он подошёл ко мне. Рука была в гипсе, в глазах стояли слёзы. Куда только делись его дерзость и самоуверенность! Он показал мне искалеченную руку и задал вопрос жалобным тоном:

– И за что ты так со мной?

Я с удивлением уставился на него. Он действительно дурак или прикидывается? Как в том старом анекдоте: «А меня-то за что?»

– Пойди, спроси это у тех, кому ты выбил зубы и сломал челюсти!

– Э-эх, я же просто боролся… победить хотел… – вздохнул он и побрёл прочь из раздевалки.

Как-то раз в первом семестре третьего курса, выходя из деканата, я столкнулся нос к носу с институтским парторгом. Это был невысокий человечек среднего возраста с круглой лысеющей головой и начинающимся брюшком. У него были всегда розовые, лоснящиеся от бритья щёчки, и вечно озабоченное выражение лица.

Я вышел из деканата, держа в руках сессионные графики. В связи с частыми тренировками и поездками на соревнования, мне не всегда удавалось сдавать экзамены с группой. Поэтому специально разрабатывались графики экзаменов, чтобы люди, представляющие институт в спортивных дисциплинах, могли подстраивать сдачу сессий под соревнования или сборы. Возле двери меня ждал Володя Прохоренко. Мы уже собирались идти дальше по своим делам, но парторг неожиданно задержал меня.

– Рак, я вижу вы опять с графиками, – недовольным тоном заговорил парторг. – Снова будете сессию не вовремя сдавать? А ведь стране нужны грамотные инженеры, а не какие-то там спортсмены.

Между тем, у нас на факультете училась одна яркая девица с внешностью модели и не слишком разборчивого поведения. Все знали, что она состоит в нежных любовных отношениях с парторгом. И совсем не бескорыстно. Пользуясь служебным положением, он организовал своей любовнице Ленинскую стипендию. При этом девушка не считала даже нужным появляться на экзаменах, за оценками в её зачётку он ходил лично, и никто из преподавателей не хотел заедаться с представителем партийной власти. И сейчас этот человек пытался попрекнуть меня тем, что я уделяю слишком много времени спорту. Ему бы помолчать. Дерзкий ответ немедленно сорвался у меня с языка:

– Уж лучше быть спортсменом и при этом самому сдавать все экзамены, – начал я, полный возмущения, – чем быть любовницей парторга и Ленинской стипендиаткой и при этом даже не появляться на парах!

Парторг сразу понял, кого я имею в виду.

– Сопляк! – заорал он, побагровев от злости. – Да я тебя из института вышибу! Да я тебя сгною! Ты ещё не знаешь, что тебя ждёт! Да я…