Так подойди к Джону, оскорби, ну! Нет, лучше бросить в бак открытую банку с протухшими консервами или тухлые яйца. И ржать, как он это здорово придумал – проучил мусорщика.

Джонни перестала нравиться нормальная жизнь, вернее, его место в жизни. Вот в стае у него всегда было высокое положение по ловкости и по заслугам.

Газет Джонни не читал, но рекламы на глаза попадалось много, сугубо по роду занятий. Особенное впечатление произвела листовка, с которой широкоплечий мускулистый красавец в красивой форме так прямо и заявлял: «Только армия сделает тебя человеком»! Может, попытать удачу там, где не будет всех этих сволочей?

Туда можно записаться, но каким образом, он понятия не имел. Вообще-то, есть, у кого спросить, но очень уж не хочется. Хотя… сегодня же банный день! Раз уж он решил идти в армию, и не знает, как это сделать иначе, кое-кому напоследок можно «указать» место.

Джон с удовольствием принялся за рассмотрение кандидатур. Так – Сэм отпадает, Че-на просто всегда сволочь, не только с ним, Ро-гу просто дурак… Джон, перебирая варианты, просто оттягивал принятие уже принятого решения.

Конечно же, господин Та-ню, спортсмен и красавец! И не завидовал Джон вовсе, вообще плевать. Вот это, видимо и бесило красавчика – кто-то смеет не восхищаться им, признавая своё ничтожество.

И кто? Мусорщик! Уж как он старался – и глядел презрительно, и цедил сквозь зубы, плату всегда кидал под ноги, тьфу! А Джону пофиг. Но раз уж всё так удачно складывается, и в армию он собрался, и пора идти выносить баки этой сволочи…

– По-твоему, я обязан торчать у калитки целых две минуты в ожидании твоего визита? Ты представляешь, сколько стоит моё время? Ну, что молчишь? – процедил господин Та-ню, нависая над склонённой головой Джонни, – я жду ответа!

Джон медленно поднял лицо, лучась счастливейшей из улыбок.

– Да ты обкурился, грязная скотина! – хотел заорать господин Та-ню, но получилось лишь. – Да ты э-э-э…

Джонни с особым удовольствием нанёс удар щёпотью в селезёнку. По рёбрышкам, по плавающим, – аж зажмурился Джон. В промежность, так – не падать! Придержать и резко на себя, чтоб носиком в лоб – вот он меня первый клюнул – наслаждался парень – и ещё раз – и ещё!

– Это не со мной, этого не может быть, – подумал красавец, теряя сознание.

– Теперь можешь падать, – разрешил Джон, и ботинками разбил морду, чтоб долго не опознали.

Калечить не стал, но место указал. Перевернул мусорный бак, вывалив содержимое на лужайку, и надел на господина, как презерватив. В два пинка нахлобучил до упора, хмыкнув, поднатужился и воздвиг-таки сей памятник снобизму. Значит бак, а в него, типа, господин воткнулся по пояс, руки по швам, да так раком и застыл.

Не сказать, что Джон собой гордился. Под собственным фиолетовым небом присел в сторонке на поребрик в ожидании полиции, грустно размышляя о вездесущем западле. Увлёкся модерном и не заметил, что господин Та-ню обоссался. Ну, кто бы мог подумать, что спортсмен, краса нации….

Вот как он теперь поедет и как ему людям в глаза смотреть? Джонни был далёк от пафоса художников, хотя имел на него определённые основания.

Остановился мусоровоз, водитель выглянул в окно, показал большой палец и, не дожидаясь погрузки, от греха тронулся далее. У бровки притормозила машина, щёлкнул затвор фотоаппарата. Потом ещё, только со вспышкой, и ещё…

Джонни в кадр не попадал, да и не стремился. Зачем? Ему достаточно чувства воплощения замысла, завершенности, ну и народного признания – копы так ржали, что даже совсем не били.

– Что, Джонни, банный день? – спросил патрульный, – за что ты его так? Не заплатил?