.

– А мне казалось, сэр, – сказал мистер Лассельс, – что Фрэнсиса Саттон-Гроува читать невозможно. Я вечно слышу, что «De Generibus Artium» читать невозможно.

– О! – сказал мистер Норрелл. – Не знаю, насколько подобные труды занимают светскую публику, но полагаю, что для серьезного ученого, посвятившего себя изучению магии, Саттон-Гроув неоценим. В его книге вы найдете первую попытку обозначить те области магии, которые современный волшебник должен изучить, изложенную в перечнях и таблицах. Безусловно, классификация Саттон-Гроува во многом ошибочна, – вероятно, именно это вы имели в виду, утверждая, что его невозможно читать? Однако, на мой взгляд, нет в мире зрелища более отрадного, нежели десяток его списков. Ученый скользит по ним глазами и думает: «Это я знаю» или «Это мне еще предстоит» – и вот перед ним работа на четыре, может быть, на пять лет.

История о статуях в Йоркском соборе так приелась от частого повторения, что многие задавались вопросом, способен ли мистер Норрелл на что-либо еще. Мистер Дролайт счел себя обязанным придумать несколько свежих примеров.

– Но что этот волшебник умеет, Дролайт? – спросила миссис Годсден однажды вечером, когда мистера Норрелла рядом не было.

– Ах, мадам! – вскричал Дролайт. – Лучше спросите, чего он не умеет! Прошлой зимой в Йорке – как вы знаете, это родной город мистера Норрелла – сильнейший северный ветер сорвал с веревок все сохнувшее белье и бросил его в грязь. Олдермен, желая избавить дам от новой стирки, обратился к мистеру Норреллу, и мистер Норрелл призвал отряд фей, которые все перестирали. Кроме того, дыры на рубашках, нижних юбках и ночных колпаках оказались заштопаны, затрепанные края сделались как новые, и все горожане клялись, что никогда не видели такой ослепительной белизны!

Эта история стала очень популярной и подняла репутацию мистера Норрелла еще на несколько недель; всякий раз, как мистер Норрелл заводил речь о современной магии, слушатели полагали, что он говорит о чем-то подобном.

Однажды унылым сентябрьским утром, в среду, мистер Норрелл и мистер Дролайт сидели в библиотеке на Ганновер-Сквер. Мистер Дролайт был в середине длинного рассказа о том, что́ мистер Ф. произнес с намерением оскорбить лорда С. и что́ леди Д. об этом подумала, когда мистер Норрелл внезапно проговорил:

– Я буду признателен вам, мистер Дролайт, если вы скажете, сообщил ли кто-нибудь герцогу Портлендскому[18] о моем прибытии в Лондон?

– Ах, сэр! – вскричал Дролайт. – Только вы, сэр, при вашей скромности, могли задать подобный вопрос. Уверяю вас, все министры уже наслышаны об удивительном мистере Норрелле.

– Однако в таком случае, – сказал мистер Норрелл, – почему его светлость до сих пор ко мне не обратился? Я начинаю думать, что кабинет не ведает о моем существовании, – итак, мистер Дролайт, я был бы благодарен, если бы вы сообщили, есть ли у вас знакомства в правительстве, которыми я мог бы воспользоваться.

– В правительстве, сэр? – переспросил мистер Дролайт.

– Я прибыл сюда, дабы принести пользу отечеству, – скорбно произнес мистер Норрелл, – и надеялся к настоящему времени сыграть выдающуюся роль в борьбе с Францией.

– Если вам кажется, что вами пренебрегают, то я искренне сожалею! – воскликнул Дролайт. – Однако вам не следует так думать. В Лондоне достаточно дам и джентльменов, которые были бы счастливы увидеть ваши магические трюки в любой вечер. Не бойтесь нас напугать – у нас крепкие нервы.

Мистер Норрелл промолчал.

– Что ж, сэр, – сказал мистер Дролайт с вкрадчивой улыбкой и примирительным взглядом черных влажных глаз. – Не будем спорить. Однако, увы, помочь вам не в моей власти. У правительства своя сфера, у меня – своя.