В детстве все было гораздо проще – и счастливее, если, конечно, не считать школы. Мы были бедны и жили в муниципальном многоквартирном доме, но, если светило солнце, не было на свете места лучше. Мне нравилось, когда около нашего дома разворачивали передвижную игровую площадку. Грузовик, в кабине которого сидели две толстухи, заезжал на газон Кингс-сквер, и ребятня из окрестных домов налетала на него, как саранча. Женщины опускали борта кузова, и показывались веревки и пластиковые штуковины, из-за которых машина напоминала огромный детский конструктор. Рядом с грузовиком раскладывали гигантский надувной матрас, на который можно было забраться только с разбега. Размерами он был с два двухэтажных автобуса, и требовалась недюжинная сноровка, чтобы вскарабкаться на него и удержаться на ногах, но, когда это получалось, можно было подпрыгивать чуть ли не до неба. К нам никогда не приезжали ярмарки, но мы не горевали – у нас был свой надувной замок.

Как только площадка была развернута, вдалеке раздавался звонок вагончика с мороженым. Когда он подъезжал ближе, дети спрыгивали с грузовика и бежали к мамам выпрашивать десять пенсов на эскимо. Другие ребята поднимали головы к окнам многоэтажек Тернпайк-Хаус и Президент-Хаус и кричали, чтобы привлечь внимание своих мам.

Я не был исключением. Однажды я попросил денег на мороженое у своего брата Дэвида, который загорал, развалившись на траве.

– Кто просит, не получает, а кто не просит, не хочет, – ответил он.

Ошарашенный, я стоял и пытался понять его. Не стоит и говорить, что мороженого в тот день мне не досталось. Я сидел на скамейке, смотрел, как другие дети наслаждаются лакомством, и силился понять, что имел в виду брат.

В другие дни все ребята играли в войну. У кого-нибудь оказывался ключ от чулана для велосипедов в одном из окрестных домов, и мы вламывались туда. Мы назначали кого-нибудь сержант-майором, а еще двоим приходилось маршировать по кладовке и подчиняться его приказам. Еще мы слушали переносной радиоприемник и подпевали любимым песням вроде «Video Killed the Radio Star» группы The Buggles.

За шестьдесят пенсов в магазине сладостей можно было купить Red Bus Rover[2]. Мы забирались на заднюю площадку старого двухэтажного «Рутмастера» и отправлялись за много миль на экскурсию по Лондону, посещая места вроде «Лондонского подземелья», крейсера «Белфаст» и Королевского фестивального зала на берегу Темзы.

Если карманных денег не оставалось, мы играли в Жестяного Томми – нечто среднее между прятками и салочками. Мне нелегко было тягаться с другими ребятами, я быстро уставал из-за своего веса и одышки. В те дни я вечно бегал по району, но с боков все равно свисал жир, а подбородков было два, если не три. К девяти годам я весил уже больше девяноста килограммов, что должно было вызывать опасения, особенно учитывая, что мой рост составлял всего метр двадцать. Но я лишь усугублял дело: чем больше меня дразнили в школе, тем толще я становился, заедая обиду чипсами, сладостями, мороженым и жареной картошкой – всем, что попадалось под руку. Однажды, притворяясь больным, чтобы прогулять школу, я услышал какой-то переполох во дворе и подошел к окну, чтобы выяснить, в чем дело. На крыше Тернпайк-Хаус стояла съемочная группа, которая снимала клип на песню Another Brick in the Wall группы Pink Floyd. Я наблюдал за всем процессом, чувствуя, что сам стал частью этого видео, и представляя себя звездой на съемках голливудского фильма. Само собой, с тех пор я не раз видел этот клип по телевидению и всякий раз поражался его смыслу. Я был одним из тех детей, о которых пел Роджер Уотерс: школа была для меня стеной.