Иначе как понять горькое признание, сделанное Джироламо на склоне лет: «У меня не было ни одного разумного и честного близкого мне человека; ибо если бы у меня был такой человек, он во многом облегчил бы мне жизнь и сумел бы уберечь меня от многих мелких неприятностей». Если Джироламо так обрисовал свои отношения с женой, становится понятным, почему он считал детей, которых она ему родила, главной причиной своих несчастий.

После смерти Лючии присматривать за хозяйством и детьми взялась теща Таддеа (Клара Микери умерла летом 1537 года). Но она была стара и, конечно, не могла заменить детям мать. Будь жива Лючия, может быть, и не произошли бы те трагические события, которые так резко изменили жизнь Джироламо. Тогда же ушел из жизни еще один человек, который был не столь дорог, сколь полезен Кардано, – маркиз д'Авалос. Правителем Милана стал Фернандо Гонзага – человек жестокий и грубый, но так же, как и его предшественник, склонный к меценатству. Правда, в отличие от д'Авалоса, он не стремился к обществу ученых, но к знаменитому медику и математику относился хорошо.

На университетской кафедре и за письменным столом

Осенью 1546 года Кардано вернулся в Павийский университет и в течение следующих четырех лет занимал там кафедру теоретической медицины. Вероятно, именно тогда он установил дружеские отношения с великим анатомом Везалием, профессором медицины в Падуе, одновременно читавшим курс анатомии и в других университетах, в том числе и в Павийском. Кардано относился к нему с огромным уважением – и как к ученому, и как к человеку, хотя, видимо, никогда лично с ним не встречался. Очевидно, и Везалий высоко ценил Миланца, потому что когда в 1547 году его попросили рекомендовать какого-нибудь выдающегося медика на должность личного врача датского короля Христиана III, он назвал имя Кардано. Обратившийся к Джироламо посланник короля сообщил такие условия: триста золотых венгерских дукатов в год и еще не менее тысячи в виде отчислений от различных налогов, пропитание для Кардано, пять слуг и три лошади; наконец, право свободной практики.

И на этот раз Миланец отказался – «из-за холода и сырости Дании, а также из-за грубости нравов ее жителей и значительной разницы в таинствах и учении их церкви по сравнению с римской…». Христиан III был убежденным лютеранином и насаждал новую религию в своей стране жестокими методами. Естественно, что эти события доходили до итальянцев в виде слухов, иногда сильно преувеличенных. Кардано опасался, что «вследствие отличия установленных там религиозных обрядов» он будет плохо принят, если не откажется от «законов и обычаев отечества и предков».


Университет в Павии


Думается, что дело было не в лютеранстве, ибо религиозной ортодоксальностью Джироламо, как мы увидим, никогда не отличался и, судя по многим фактам, особого отвращения к протестантским обрядам не испытывал. Скорее всего, он не пожелал расставаться с профессорской должностью, которая давала ему возможность заниматься и математикой, и астрологией, и сочинительством, не хотел терять связи с центром медицинской мысли, каким была в XVI веке Италия. Да и, кроме того, он всегда стремился держаться подальше от политических и теологических распрей, прекрасно понимая, что добром они редко кончаются.

Итак, ни папа, ни король-еретик не смогли заставить Кардано свернуть с избранного им пути. Он остался в Павии – со своими рукописями, детьми, врагами, студентами и пациентами. Гонорар, который в 1547 году установил сенат Павийского университета для Кардано, составлял четыреста золотых крон, и это в какой-то степени соответствовало росту его популярности как лектора. Пожалуй, только Везалий собирал в Италии такие же аудитории студентов-медиков. Но как отличались друг от друга эти знаменитости!