Еще грустнее выглядела Леночка, которая сидела, уткнувшись в рукопись, и по ее стеклянным глазам было ясно, что она не понимает ничего. Мне даже неловко стало. Втянули девочку. Ходила бы она в какой-нибудь кружок кройки и шитья, жила бы спокойно. Вот, бедолага, ведь заставляет себя ходить зачем-то на эти наши занятия, слушать то, чего вообще не понимает.

Между тем Ниночка продолжала читать:

– Подождите! Обыск? Какой обыск на башне?

– Но это как раз известно, – перебил Коля. – Во многих мемуарах о нем есть упоминания.

Нина недовольно хмыкнула и как будто даже обиделась на то, что Коля хоть в чем-то поддержал Володарского.

– А на кого мне еще посмотреть? – спросил Володя.

– Подумайте про Блока и Волошина.

– Ну какой же из него Макс? – опять Ниночка. – До Брюсова его еще можно дотянуть, но Макс это вот Коля, он может.

– Давайте попробуем. Давайте не будем решать все сразу, подумаем, сделаем несколько этюдов и посмотрим, кто будет исполнять роль лучше.

Мы опять взяли паузу на чтение. Тут уже возмутился Коля:

– Подождите, это что такое? Они поют. Это что, финал? Тут написано: «Они зажигают свечи и поют».

– По-моему, это неплохо, – сказал Володарский, но уже не очень уверенно.

– Вы хотите закончить пьесу хоровым пением? Это какой год?

– Ну, предположим, седьмой.

– То есть вы не знаете, в каком году у вас заканчивается действие?

– Скажем так, седьмой.

– И вот они у вас стоят, взявшись за руки, поют, притом что буквально через несколько месяцев Аннибал умрет, все участники «Сред» друг с другом переругаются, а вы хотите, чтобы они основали клуб самодеятельной песни?

– Но в этом и есть некоторый драматургический подтекст. Мы, актеры, это знаем, и для нас это финальная песня будет трагической.

– Только у меня большие сомнения в том, что зрители, которые будут смотреть, вообще знают, кто такая Лидия Аннибал и что она умрет через несколько месяцев.

Володарский икнул. Он был растерян и начал фразу, точно не зная, чем ее завершит:

– Нашего зрителя мы можем образовывать постепенно… – И тут его осенило: – А давайте перепишем финал? Давайте вместе продумаем финал пьесы с точки зрения драматургии!

Мы захлопали. И потом еще послушали новое творчество Володарского. На наше счастье, по мере чтения все больше становилось очевидно, что преподавателю захотелось в туалет. Он держался, сколько мог, но потом быстро завершил занятие и рванул за дверь.

Мы как один начали наблюдать за Володей, который надел шарф и пальто. Когда он подошел к дверям, плечи его повисли, и у нас на глазах он превратился в Вовочку. За порогом его ждала мама.

– Мы закончили, пойдем, – ласково сказал он ей и взял за руку.

Мама требовала, чтобы Вовочка тоже со всеми попрощался и уже тянула его к выходу. Коля смотрел ему вслед с большим сочувствием.

Тут к нам подошла Леночка, которая едва не икала от смущения, но подняла глаза на Колю и спросила:

– Слушайте. Откуда? На уроках же такого не рассказывают.

– Библиотека, – отрезала Нина.

Лена опустила глаза и побежала вон из студии.

– И зачем ты так? – спросил Коля. – Что она тебе сделала? Ну дура, ну нет у нее книжек, какого черта ты на ней злость-то срываешь? Как будто я не вижу, что ты бесишься оттого, что я один раз похвалил не тебя, а Володарского.

– Потому что он дурак, – огрызнулась Нина.

– Он полезный дурак. К тому же что-то такое он чувствует, раз выбрал сюжет о башне. Смотри. Для нас с тобой это возможность читать людям Мережковского, Кузьмина. В первую очередь, конечно, Кузьмина, потому что фиг кто его теперь помнит. Можно зацепиться за это его предложение о доработке пьесы и ввернуть туда еще парочку. Что-нибудь про Гиппиус и коммунистов.