– Каких моих?

– Волосатых. Ты же из них?

– А где они водятся?

Нина и Коля переглянулись.

– Ты чего, совсем не в курсе?

– Нет.

– Где могут водиться волосатые? У памятника самому волосатому русскому писателю.

– А это кто?

– Ну подумай, включи мозги, раз уж ты решила занимается литературой.

– Толстой?

Нина и Коля захохотали.

– Еще подумай.

Я судорожно начала вспоминать русских писателей. Ни один из них мне не казался достаточно волосатым.

– Гоголь! Николай Васильевич Гоголь, – наконец прервала мои мучения Нина. – Ну все, мы пошли.

Мы помахали друг другу, и я повернула к метро.

Вот это удача, думала я, вот это попадание. Осталось только узнать, где памятник Гоголю.

Гоголей в Москве оказалось два – сидящий и стоящий. Около сидящего никого не было. Там вообще библиотека, и, кроме старушек и очкариков, никто не появляется. На бульваре со стоящим Гоголем действительно собирались именно те персонажи, которых я искала. Я неделю моталась на Гоголевский бульвар, стояла там в кустах, присматривалась и жаждала познакомиться хоть с кем-нибудь, но они даже не замечали меня и проходили мимо. А я очень, очень стеснялась.

На восьмой день я наконец выбрала себе жертв. Они сидели на скамейке. Оба волосатые. У одного волосы придерживал шнурок, а другой собрал их в хвостик. Тот, с хвостиком, еще носил шинель, но не длинную, по колено.

Я подошла поближе, чтобы услышать, о чем они разговаривают. Говорил тот, который в шинели:

– Противно это все. Ты просто сам не видишь, до какой степени здесь невыносимо. Это не город, азиатчина какая-то. И совок. Слово «архитектура» этому городу не знакомо. Посмотри сколько тут всего понатыкано как попало. А это что? – Он махнул рукой в сторону Калининского проспекта. – Это нормально? Ненавижу этот город.

– Ага, лучше по-вашему, по-питерски ходить в ногу, строем и по линиям. Не город, а казарма с позолотой. Лучше уж наша толчея, чем ваша диктатура прекрасного на болотах.

– Ты меня не убедишь. Посмотри, что это? – Хвостатый показал на здание.

– Сталинский вампир.

Я выдохнула, вытащила из кармана заготовленную сигарету и подошла к ним.

– Ребят, спичек не будет?

Тот, который с распущенными волосами, вытащил из кармана коробок и начал зажигать спички, прикрывая пламя от ветра. Получилось это не сразу, и слава богу, потому что пока он пытался зажечь спичку, я мысленно умоляла: «Пожалуйста, пусть он о чем-нибудь спросит». Потому что я никак не могла придумать тему, которую с ними можно было обсудить.

И он услышал мои молитвы:

– Сестренка, ты как считаешь, где красивее, в Москве или в Питере?

Я остолбенела:

– Я в Питере не была никогда.

– Это как?

– Ну так. Родители не возили…

– Ни фига себе. Это надо было умудриться за столько лет жизни… Тебе сколько лет?

– Четырнадцать.

Черт, черт, черт! Надо было хотя бы год накинуть!

– И что, за четырнадцать лет родители ни разу не возили тебя в Питер? Да ладно!

Тот, который с распущенными волосами, сжалился:

– Смотри, это же чудо какое-то!

Тот, который в шинели, посмотрел на меня очень внимательно:

– Надо тебе съездить обязательно. Я послезавтра туда поеду.

– Просто так?

– Не, у меня отец там живет, так что считай, что вписка есть. Хочешь со мной?

– Не знаю, меня родители с незнакомыми людьми не отпустят.

– А ты до сих пор спрашиваешь?

Я кивнула.

– А скажи, у тебя шинель какого рода войск? Мне страшно интересно…

Он долго смеялся, потом положил мне руку на плечо:

– Мать, это не шинель, а бушлат фельдшера скорой помощи. – И нажал указательным пальцем мне на кончик носа.

– Я Бранд, это Ангел, а ты кто?

– Я Саша.

– А человеческое имя у тебя есть?

– Не-а.