Остаток вечера ушел на формальности с полицией и страховщиками. Толстяка пара ДПС-ников, прибывших вскорости после аварии, повезла на медицинское освидетельствование, так как дышать в трубочку на месте он отказался. Бесконечно долго я тащился домой – колесо сильно терло о смятое крыло, которое так и не удалось обратно выгнуть подручными средствами.

Дома незадачливого автомобилиста ждала одна лишь ванна – моя гордость и любовь. В свое время, с разрешения хозяйки, туалет с ванной объединили, старую чугунную лоханку изъяли, а на ее место водрузили неплохое джакузи. Стоило мне это сумасшедших денег, зато как уютно сверкала белоснежной керамикой шикарная джакузи на фоне мраморно-черной плитки!

К тому времени, когда я разложил купленные продукты, ванна была готова, и я, посолив воду ароматизированной солью с запахом бергамота, с наслаждением опустился в акриловый рай.

Ужин уложился в кружку кефира и венскую булочку, купленную в торговом центре. Дома адреналин от пренеприятнейшего вечернего инцидента и живительные водные процедуры позволили мне еще около десяти минут поваляться на кровати, пялясь в телевизор. Затем, осознав, что абсолютно не понимаю, о чем идет речь на экране, я из последних сил отщелкнул красной кнопкой пульта финальный выстрел, и моментально погрузился в сон.

Сон был, мягко говоря, занятным. Я осознал себя, стоящим у белой двери, расположенной, как и сотни ей подобных, в огромном белом же просторном коридоре, наполненном людьми в обычной одежде и белых халатах.

Картинка напоминала сцену из сериала «Скорая помощь», только вот больничка была нешуточных размеров и радовала глаз небольшими странностями. На которые, впрочем, как это часто бывает во сне, никто не обращал внимания.

Переминаясь с ноги на ногу, у соседнего кабинета стояла девочка лет десяти с живым барашком. Барашек не блеял, а просто переводил свой грустный взгляд с одного посетителя этого бесконечного коридора на другого, и что-то жевал.

Лицо девочки тоже было печальным, но не наполненным вселенской грустью, как у барашка, а каким-то сострадающим. Она не сводила глаз со своего питомца, который, при всей своей кажущейся вполне нормальной способности жевать и двигать кучерявой головой с выразительными грустными глазами, был абсолютно и бесповоротно плюшевым. Под брюшком даже виднелся вшитый в шов лейбл производителя.

Мне нравились такие цветные сны с элементами мультяшности – когда можно поговорить с томиком Шекспира, извиниться перед подушкой или попросить совета у стареющего на подоконнике кактуса. От таких снов пахло детством и вспоминалась давно забытая способность летать.

Я приободрился, душевный комфорт начал заполнять мое тело, перетянутое крест-накрест лентами с надписями «Пред жгучей жаждой опохмелки все остальные чувства мелки» и «Заслуженный гипотоник деревянного зодчества».

Из кабинета напротив девчушки вышла женщина лет сорока, присела рядом на корточки и поправила на ребенке свитер с вышитым котенком. Провела по ее длинным белокурым волосам и ласково сказала:

– Алена, я же тебе говорила, что когда ты не можешь заснуть, барашков надо начинать считать со слова «раз», а не «один». Потому что у тебя со второго все барашки сбиваются в отару, им хорошо и весело, а первый так и остается один, и твой сон наполнен не космотаминами, необходимыми росту, а крадется временем, проведенным здесь.

Девочка улыбнулась:

– Спасибо, Ангелина Яковна, я все время забываю, – повернулась к барашку и в тональности служебного собаководства скомандовала:

– Один! То есть – раз!

Барашек улыбнулся глазами, состроил умильную рожицу, и, произведя звук лопающейся жевательной резинки, быстренько растворился в воздухе. Ангелина Яковна взяла девочку за руку и зашла с ней в кабинет.