Тот же Фуко отучил нас от таких якобы универсальных категорий с постоянным набором атрибутов, как Безумие, Разум, Человек и Власть, заменив их более тонким анализом с учетом диспозитивов – уникальных, подвижных и гетерогенных структур, которые соединяют в себе разнородные элементы (идеи, практики, знания, институты) и способны привлекать людей, чтобы те отдались им душой и телом. Будучи безусловным продуктом исторических обстоятельств, сталкиваясь с внутренним и внешним сопротивлением, переживая пертурбации, расколы и потери, диспозитив постоянно трансформируется, расширяет или сужает свое поле, модифицирует стратегию и дискурс, а порой распадается, чтобы потом собраться в иной форме. Автор «Надзирать и наказывать» предостерегает нас от ошибки приписывать власть исключительно органам государственного управления. Диспозитивы власти он описывает как многогранные структуры, выходящие далеко за пределы ее центрального очага и разветвляющиеся во всех социальных слоях вокруг бесчисленных очагов микровласти. Можно заключить, таким образом, что существуют диспозитивы террора, которые спускаются сверху как часть стратегии государства по подчинению населения, но есть и те, что рождаются внизу из движений сопротивления, пытающихся бороться с режимом, будь то собственное государство или иностранные оккупанты.

Как охарактеризовать такие диспозитивы более точно? Фуко различает диспозитивы исключения, примеры которых дают «Великое заточение» безумцев в эпоху Античности и прокаженных – в Средние века; и диспозитивы дисциплинарной нормализации, такие как тюрьмы и психиатрические лечебницы, которые приходят им на смену начиная с XIX века. Почему-то он не упоминает о существовании диспозитивов власти еще одного типа. Они не имеют целью исключать, нормализовать или контролировать, но только уничтожать. Такого рода диспозитивы работали во времена охоты на ведьм в XVI–XVII веках и, что ближе к нам, в ходе уничтожения армян, евреев и тутси. Их можно определить как диспозитивы гонения – с тем условием, что мы понимаем это слово в том смысле, какой оно имело в латинском языке: там persequi означало «неустанно преследовать, загнать до смерти». Гонение может быть направлено на отдельного человека или очень ограниченную группу; но когда оно вырастает до того, чтобы сделать своей мишенью целые нации, я предпочитаю говорить уже о диспозитиве террора