Я еще не упомянула о посещениях мистера Брокльхерста. По правде говоря, мы не имели честь видеть этого джентльмена в течение почти всего моего первого месяца в школе. Наверное, он решил продлить время своего пребывания в доме своего друга викария. Как бы то ни было, его отсутствие было облегчением для меня. Не стоит и говорить, что у меня были причины с трепетом ожидать его возвращения, и вот этот день настал.

Однажды днем (шла третья неделя с тех пор, как я приехала в Ловуд) я сидела с доской в руках, задумавшись над примером на деление, как вдруг, в рассеянности подняв взгляд, заметила мужской силуэт, мелькнувший в окне. Что-то подсказало мне, кому принадлежит эта сухопарая фигура, и, когда ученицы и преподаватели резко поднялись с мест, мне не нужно было даже поднимать голову, чтобы определить, к кому обращено это приветствие. В комнате раздались долгие глухие шаги, и прямо за спиной мисс Темпл вырос тот самый человек, который мрачно взирал на меня с каминного коврика в Гейтсхеде.

У меня были свои причины бояться его появления. Слишком свежи были воспоминания о вероломных намеках, которые бросала миссис Рид, и непреклонном намерении мистера Брокльхерста просветить мисс Темпл и других учительниц относительно моих порочных наклонностей. Все это время я со страхом думала о том, что он полон решимости исполнить обещание, проинформировав всех о моем сомнительном прошлом и навеки заклеймив меня. И вот он здесь.

Мистер Брокльхерст стоял подле мисс Темпл и что-то шептал ей на ухо. Я не сомневалась, что он занимался разоблачением моих злодеяний, и в болезненном нетерпении ждала, что она обратит ко мне взгляд своих темных глаз с выражением ужаса и отвращения на лице. Я прислушалась, и, поскольку я сидела одной из первых в ряду учениц, мне удалось уловить большую часть того, что он говорил. Мои мрачные предчувствия немного рассеялись.

– Прачка сообщила мне, что некоторым девочкам переменили воротнички дважды за эту неделю. Это слишком. По правилам им полагается один воротничок.

– Позвольте мне объяснить, сэр, – произнесла в ответ мисс Темпл. – Агнес и Кэтрин Джонстон были приглашены на чашку чая к своим друзьям в Лоутон в прошлый четверг, и я распорядилась выдать им чистые воротнички соответственно случаю.

– Ну что ж, если это больше не повторится, я не имею ничего против. Но было еще одно обстоятельство, повергшее меня в недоумение. Просматривая счета, полученные от экономки, я обнаружил, что дважды за прошедшие две недели ученицы получили по дополнительной порции хлеба и сыра на завтрак. Как вы это объясните? Я заглянул в правила – там не упоминается о том, что у нас в школе предполагается второй завтрак. Кто является автором этого нововведения? И на каких основаниях?

– Должна сказать, что это было сделано по моему распоряжению, сэр, – отвечала мисс Темпл. – Завтрак был так плохо приготовлен, что ученицы не смогли его есть, и я не решилась подвергать их мукам голода до самого обеда.

– Мадам, позвольте мне возразить. Вам прекрасно известно, что привычка к попустительству и роскоши не входит в число добродетелей, которые должна взращивать наша школа. Мы намерены воспитать своих учениц мужественными, терпеливыми, способными на самоотречение. Небольшое препятствие в виде невкусного завтрака? Не беда! Им все равно следует его съесть.

Мистер Брокльхерст сделал паузу, очевидно, не в силах совладать с охватившим его негодованием. Мисс Темпл было опустила голову, когда он начал говорить; теперь же она смотрела прямо перед собой, ее лицо стало похоже на каменную маску. Мистер Брокльхерст, остановившись возле камина и заложив руки за спину, обозревал учениц школы. Внезапно его веки дрогнули, как будто что-то попало в глаз. Обернувшись, в возбуждении, которого сложно было ожидать от него, он резко произнес: