– Хотите сказать, кто-то переделал картину?

– Переделал… или подделал.

– Подделал! Серьезно?!

– Либо заменил на другую авторскую копию. – Миссис Вандерс становится все мрачнее.

Джейн начинает подозревать, что физическое равновесие женщины обратно пропорционально психическому.

– Сколько стоит эта картина? – спрашивает она.

– Работы Вермеера сейчас редкость, они почти никогда не меняют владельцев. На аукционе за его полотно можно получить не меньше ста миллионов долларов.

– Какой кошмар! – Джейн потрясена. Как странно, что картина может быть дороже целого дома, в котором она висит. Это как деревянная коробочка, внутри которой лежит кольцо с бриллиантом, или корабль, а на нем – тетя Магнолия.

– Послушайте, я понимаю, это очень важно. Но вам лучше поговорить об этом с Рави или с Люси Сент-Джордж, а не со мной. Вы можете рассказать чуть больше о моей тете?

В это мгновение в верхней части зала появляется Рави, направляющийся к ним с надкушенным тостом в руке.

– Я прошу тебя, не говори ничего Рави, – шепчет миссис Вандерс.

– Почему?

– Я хочу сама с этим разобраться.

В другой руке Рави несет картину в рамке. На картине – сидящие на водяных лилиях лягушки. Явный импрессионизм, Моне или кто-то, работавший в его манере. Когда Рави приближается, Джейн замечает в лягушках нечто необычное – их умные, но какие-то мертвые глаза. А лилии словно парят в воздухе над картиной. Очень необычно.

– Есть минутка, Ванни? – весело спрашивает Рави. – Я кое-что принес.

Миссис Вандерс бросает на холст полный отвращения взгляд:

– Господи, Рави! Только не говори, что собираешься просить меня найти покупателя на ЭТО.

– Ну пожалуйста, Ванни! – канючит Рави.

– Ты испытываешь мое терпение. Ты и твоя мать.

– Конечно, конечно… Но ты ведь знаешь всех узких коллекционеров!

– Я подумаю об этом, – говорит миссис Вандерс и со значением добавляет: – Пока мы стоим здесь, перед Вермеером.

– Хорошо, – кивает Рави, безмятежно разглядывая картину на стене. – Она всегда была моей любимой.

– Точно, – соглашается миссис Вандерс. – Такая сияющая, правда?

Женщина внезапно замолкает.

Джейн переводит взгляд с миссис Вандерс на Рави и все еще ждет, что женщина спросит у него о странностях в картине Вермеера.

– Не понимаю… – начинает Джейн.

– Не лезь не в свое дело! – резко обрывает ее миссис Вандерс. – Всему свое время.

Внутри Джейн что-то щелкает.

– Значит, непонятки с Вермеером вас на самом деле не волнуют? Это только предлог, чтобы сменить тему и не говорить о моей тете Магнолии?

– Что-то не так? – Рави выглядит удивленным. – О чем ты?

– Она думает, что дама слишком бледна.

Под яростным взглядом миссис Вандерс Джейн воинственно продолжает:

– Она употребила слово «подделали».

Рави замирает:

– Подделали?! – Он выглядит одновременно удивленным и возмущенным.

– Я не хотела тебя беспокоить, Рави, – оправдывается миссис Вандерс. – Да еще перед Праздником. Уверена, это ложная тревога.

Рави поднимает руки и снимает картину.

– Отвертку. – В его голосе слышится с трудом сдерживаемая паника.

– Ты же понимаешь, что я не ношу с собой отвертки.

– Я ношу, – неожиданно говорит Джейн и достает из кармана складной ножик, лежащий рядом с телефоном.

В ножике есть крошечная выдвижная отвертка. Джейн вытаскивает ее и протягивает Рави.

Мгновение спустя тот уже сидит на полу и сосредоточенно разбирает раму. Очень аккуратно вынимает холст и поворачивает к свету. Затем осторожно подносит кончик пальца к лицу пишущей женщины, почти касаясь ее глаза. Безмолвно ставит холст на пол и закрывает лицо руками.

– Значит, я была права, – печально вздыхает миссис Вандерс.