– Неужто? – отозвалась Дженни и выглянула в окно.

Герхардт, поглощенный своими мыслями, прошел мимо окна, не поднимая глаз. Он поставил козлы у стены, повесил пилу на гвоздь и вошел в дом.

– Мать! – позвал он по-немецки, потом, не видя жены, подошел к двери и заглянул в столовую.

Брэндер встал и протянул ему руку. Сутулый, жилистый немец подошел и пожал ее, вопросительно глядя на незнакомца.

– Это мой отец, мистер Брэндер, – сказала Дженни; чувство приязни к сенатору помогло ей победить застенчивость. – Папа, это мистер Брэндер, тот самый, что живет в отеле.

– Какая, простите, фамилия? – переспросил Герхардт, поворачиваясь от одного к другому.

– Брэндер, – сказал сенатор.

– А, да! – Герхардт говорил с заметным немецким акцентом. – После болезни я неважно слышу. Жена про вас поминала.

– Я решил зайти познакомиться с вами, – сказал сенатор. – У вас, я вижу, большая семья.

– Да, – сказал отец семейства; он вспомнил, что на нем потрепанный рабочий костюм, и ему хотелось поскорее уйти. – Шестеро ребят, и все еще не пристроенные. Вот она – старшая дочка.

В комнату вошла жена, и Герхардт поспешил воспользоваться случаем:

– Уж вы извините, я пойду. Сломал пилу, пришлось бросить работу.

– Сделайте одолжение, – любезно сказал Брэндер, сразу поняв, о чем всегда умалчивала Дженни. Он, пожалуй, предпочел бы, чтобы у нее хватило мужества ничего не скрывать.

– Так вот, миссис Герхардт, – сказал он, когда та села, напряженно выпрямившись на стуле. – Я хотел бы, чтобы вы впредь не считали меня чужим человеком. И хотел бы, чтобы вы подробно рассказывали мне о своих делах. Дженни не всегда со мной откровенна.

Дженни молча улыбнулась. Миссис Герхардт беспокойно сжимала руки.

– Хорошо, – робко, с благодарностью ответила она.

Они поговорили еще немного, и сенатор поднялся.

– Передайте вашему мужу, – сказал он, – пусть зайдет в понедельник ко мне в отель. Я постараюсь ему помочь.

– Спасибо вам, – смущенно промолвила миссис Герхардт.

– А сейчас мне пора, – прибавил Брэндер. – Так не забудьте сказать мужу, чтобы он пришел.

– Ну конечно, он придет!

Брэндер надел перчатку на левую руку и протянул правую Дженни.

– Вот лучшее ваше сокровище, миссис Герхардт, – сказал он. – И я намерен отнять его у вас.

– Ну уж, не знаю, как я без нее обойдусь, – ответила мать.

– Итак, всего хорошего, – сказал сенатор, пожимая руку миссис Герхардт и направляясь к двери.

Он кивнул на прощанье и вышел, а с полдюжины соседей, видевших, как он входил в дом, провожали его из-за ставен и занавесок любопытными взглядами.

«Кто б это мог быть?» – вот вопрос, который занимал всех.

– Посмотри, что он мне дал, – сказала дочери простодушная мать, как только за гостем закрылась дверь.

Это была бумажка в десять долларов. Прощаясь, Брэндер незаметно вложил ее в руку миссис Герхардт.

Обстоятельства сложились так, что Дженни чувствовала себя многим обязанной сенатору и, вполне естественно, высоко ценила все, что он делал для нее и ее семьи. Сенатор дал ее отцу письмо к местному фабриканту, и тот принял Герхардта на службу. Это было, разумеется, не бог весть что – просто место ночного сторожа, но все же Герхардт снова работал, и его благодарность не знала границ. Какой добрый человек этот сенатор, какой отзывчивый – таких больше нет на свете!

Не была забыта и миссис Герхардт. Однажды Брэндер послал ей платье, в другой раз – шаль. Все эти благодеяния делались отчасти из желания помочь, отчасти – для собственного удовольствия, но миссис Герхардт восторженно приписывала их одной лишь доброте сенатора.

А Дженни… Брэндер всеми способами старался завоевать ее доверие, и наконец ее отношение к нему стало настолько сложным, что в нем очень и очень непросто было бы разобраться. А эта юная, неопытная девушка была слишком наивна и беспечна, чтобы хоть на миг задуматься о том, что могут сказать люди. С того памятного и счастливого дня, когда Брэндер сумел победить ее врожденную робость и с такой нежностью поцеловал ее в щеку, для них настала новая пора. Дженни почувствовала в нем друга – и чем проще и непринужденнее он становился, с удовольствием освобождаясь от привычной сдержанности, тем лучше она его понимала. Они от души смеялись, болтали, и он искренне наслаждался этим возвращением в светлый мир молодости и счастья.