Выступать музыканты собирались в третьеразрядном клубе в восьми кварталах от набережной. Судя по роже менеджера, он был не из тех, на кого можно положиться в смысле соблюдения условий контракта. Поэтому Ричер взял на себя обязанность пересчитывать посетителей, а также вести учет денег, которые должны были выплатить музыкантам в конце недели. Он делал это, намеренно ничего не скрывая, и прекрасно видел, что менеджер все больше злится. С таинственным видом он коротко говорил с кем-то по телефону, прикрывая при этом ладонью трубку и не отрывая от Ричера взгляда. А Ричер в ответ, не мигая, смотрел на него, ослепительно улыбался и не двигался с места. Оба вечера выходных он прослушал все три выхода пожилых музыкантов, но потом его охватило беспокойство. А еще он замерз. И в голове все вертелась строчка из песни группы «Мамас энд папас»: «Мне было бы тепло и уютно, окажись я сейчас в Лос-Анджелесе»[2]. В понедельник утром Ричер уже собрался снова отправиться в путь, но вдруг после завтрака старик-клавишник увязался с ним прогуляться и наконец нарушил молчание.

– Я хочу попросить вас задержаться немного, – сказал он.

Вместо «хочу попросить» у него получилось «хошу попрошить»; в слезящихся глазах старика едва заметно светилась надежда. Ричер в ответ промолчал.

– Если вы не останетесь, этот менеджер точно нас кинет, – продолжил старик с таким видом, будто оказаться в ситуации, когда тебя кинули на деньги, у музыкантов обычное дело, как, скажем, спущенные шины или простуда.

– Но мы ведь все-таки зарабатываем, и на бензин до Нью-Йорка у нас деньги есть, а там, может, сумеем выступить в клубе Би Би Кинга на Таймс-сквер и возродить карьеру. Такой человек, как вы, мог бы серьезно помочь нам в этом деле, уж будьте уверены.

Ричер опять промолчал.

– Конечно, я вижу, вы переживаете, – продолжал гнуть свое старик. – Рядом с таким менеджером наверняка прячутся всякие темные личности.

Ричер улыбнулся: ну и хитрец.

– А вы сами чем занимаетесь? – спросил старик. – Наверное, боксер или вроде того?

– Нет, – ответил Ричер. – Не боксер.

– Рестлер? – У старика получилось «решлер». – Как те, которых показывают по кабельному телевидению?

– Нет.

– Ну одно уж точно – парень вы здоровый, – сказал старик. – И могли бы нас выручить, если бы захотели.

«Фырушить». Нет передних зубов – вот в чем дело. Ричер продолжал молчать.

– Так чем же вы занимаетесь, в конце-то концов? – снова поинтересовался старик.

– Был военным полицейским, – ответил Ричер. – Тринадцать лет прослужил.

– Уволились?

– Что-то в этом роде.

– И потом для таких, как вы, нет работы?

– Какой мне хочется, нет, – ответил Ричер.

– А живете в Лос-Анджелесе?

– Нигде не живу, – отозвался Ричер. – Путешествую.

– Те, кто в пути, должны держаться вместе, – сказал старик. – Уж это как дважды два. Помогать друг другу. Ты мне, я тебе.

«Дфашды дфа».

– Здесь очень холодно, – заметил Ричер.

– Уж это точно, черт побери, – согласился старик. – Но вы бы могли купить себе пальто.

И вот он стоит на продуваемом углу, из-за штормового ветра штанины прилипают к ногам, и нужно принять окончательное решение. Скоростное шоссе или магазин с пальто? В голове возникла картинка: наверное, Ла-Хойя, и там недорогая комнатка, теплые ночи, яркие звезды, холодное пиво. И сразу же потом: пожилая женщина выступает в новом клубе Би Би Кинга в Нью-Йорке, к ней подходит помешанный на ретро молодой человек, который, оказывается, ищет новых исполнителей, они заключают контракт, она записывает диск, отправляется в турне по всей стране, о ней пишут в журнале «Роллинг стоун», слава, деньги, новый дом.