– Окно открывается? – спросила Нигли.

– Нет, – ответила Фролих. – Да и оно все равно выходит на Пенсильвания-авеню. Если кому-то вздумается проникнуть сюда, придется лезть на третий этаж по веревке – на улице обязательно заметят, вы уж поверьте.

Бо́льшую часть кабинета занимал огромный письменный стол с серой композитной столешницей. Совершенно пустой. Ровно посередине к нему вплотную было придвинуто кожаное кресло.

– У вашего начальника что, нет телефона? – спросил Ричер.

– Он держит его в ящике стола, – ответила Фролих. – Любит, чтобы сам стол был абсолютно пустой.

У стены стояли высокие шкафы, облицованные таким же серым композитом, что и стол. Еще в кабинете были два кожаных кресла для посетителей. И больше ничего. Место, лишенное суеты. Место для человека с ясным умом.

– Итак, – начала Фролих. – Почта с угрозой пришла в понедельник, через неделю после выборов. В среду Стайвесант отправляется домой около семи тридцати. Как всегда, оставляет стол абсолютно пустым. Секретарша уходит через полчаса после него. Но сначала, как обычно, заглядывает в кабинет босса. Позже она подтвердила, что в ту минуту стол был пуст. Не заметить посторонний предмет было нельзя, согласны? Если бы тут лежала бумага, она бы сразу бросилась в глаза.

Ричер кивнул. Стол выглядел как палуба линкора, подготовленного к адмиральскому смотру. Тут бы и пылинку заметил каждый.

– В четверг, в восемь часов утра, на работу снова приходит секретарша, – продолжала Фролих. – Садится за стол и трудится. Дверь Стайвесанта вообще не открывает. В десять минут девятого является сам Стайвесант. С портфелем и в плаще. Снимает плащ, вешает его. Секретарша обращается к начальнику с каким-то вопросом, он ставит портфель на стол, и они некоторое время беседуют. Затем он открывает дверь и входит в кабинет. В руках у него ничего нет. Портфель он оставил на столе секретарши. Секунды через четыре, может пять, Стайвесант появляется в дверях. Просит секретаршу войти. Оба утверждают, что лист бумаги в тот момент на столе уже лежал.

Нигли обвела взглядом кабинет, прикинула расстояние между дверью и столом.

– У вас только их показания? – спросила она. – Или что-то записано камерами видеонаблюдения?

– Есть и то и другое, – ответила Фролих. – Камеры все записывают на отдельные видеокассеты. Я просмотрела одну из них: дело было именно так, как рассказали Стайвесант и его секретарша, от и до.

– Значит, ни тот, ни другая этой бумаги на стол не клал, если, конечно, они не в сговоре.

– И я так думаю, – кивнула Фролих.

– Тогда кто же это сделал? – спросил Ричер. – Кто-нибудь еще на записи есть?

– Уборщики, – ответила Фролих.

Она провела Ричера и Нигли в свой кабинет и достала из ящика стола три видеокассеты. Подошла к полкам, где между принтером и факсом стоял маленький телевизор «Сони» со встроенным видеомагнитофоном.

– У нас копии, – сказала она. – Оригиналы спрятаны под замком. Запись ведется по таймеру, на каждой кассете шесть часов. С шести утра до полудня, с полудня до шести вечера, с шести до полуночи, с полуночи до шести и так далее.

Фролих нашла в ящике пульт и включила телевизор. Вставила в щель магнитофона первую кассету. Механизм щелкнул, зажужжал, и на экране появилось тусклое изображение.

– Это вечер среды, – сказала она. – С восемнадцати часов и далее.

Изображение было черно-белым, детали прорисовывались не совсем четко, но приемлемо. Объектив камеры, расположенной за головой секретарши, полностью охватывал квадратную приемную. Женщина сидела за столом и разговаривала по телефону. Пожилая. Волосы белые. Дверь Стайвесанта виднелась в правой части экрана. Она была закрыта. В левом нижнем углу картинки светились цифры – дата и время. Фролих нажала на быструю перемотку, и движение ускорилось. Белая голова секретарши двигалась рывками, что выглядело довольно комично. Рука дергалась вверх-вниз: она то поднимала трубку телефона, то опускала ее. Вдруг в кадр влетел какой-то человек, передал пачку конвертов и выскочил прочь. Секретарша с невероятной скоростью, как машина, принялась сортировать почту. Вскрывала каждый конверт, складывала письмо в одну из аккуратных стопок, хватала штемпель, опускала его на штемпельную подушечку и ставила на письме штамп.