Мухаммед долго молчал, рассматривая мое тело. Словно лошадь выбирал.
– Думаю, красивые глаза и белая кожа приглянутся сыну. Жаль, для одалиски она старовата. Где ты ее нашел, Сардар?
Второй раз за день меня назвали старой! Это было чересчур, но пришлось опустить глаза, чтобы он не увидел в нем гнев.
Сардар вновь перешёл на арабский, а я решила все же осмотреться. Окна без решеток; дверей, как таковых, нет. Занавесы, драпировки… Все возможные шелка и уникальные предметы мебели. Смущало только, что в каждом переулке, словно тень, стояли люди. Я словно каждой частичкой тела чувствовала, как меня прожигают насквозь. Уверена, что они преданы своему Мухаммеду…
Если бы я приехала сюда добровольно или на экскурсию, то давно бы визжала от дикого восторга. Только вот сейчас мой восторг зарыт под толщей страха, а после такой экскурсии я вряд ли вернусь назад.
«Все равно убегу», – мысленно сказала себе.
– Если ты когда-нибудь доберешься до улицы, тебя сожрёт пустыня, – словно угадав мои мысли, прервал Сардар.
Мухаммед увидев мое разочарование, расхохотался.
– Привыкай к местной жизни, бэнти.
Я уже хотела было возразить, но в дом вошла высокая мужская фигура, привлекая мое внимание. Парень был достаточно высок, крепко сложен, насколько это можно было рассмотреть под их тобой (как я помню, так называется их традиционный «халат»). А вот голова была непокрыта, что не вязалось с традициями. Его черные волосы, коротко остриженные, придавали ему ангельский вид. А, когда он снял солнцезащитные очки, я замерла. Какие у него были глаза! Словно голубое небо опустилось в них и заискрило.
Он поздоровался на арабском с Сардаром и Мухаммедом, затем повернулся ко мне и восхищённо улыбнулся.
– Амин, – заговорил Сардар на английском языке, чтобы я поняла, – я думал, что ты снова в разъездах. Ну что ж, оно даже к лучшему. Мой дар тебе. Я привез тебе личную джарийе.
– Хох, – сладко протянул он.
От взгляда красавца у меня мурашки забегали по всему телу.
– Я благодарен тебе, Сардар, – ответил он, обнажив свои прекрасные белые зубы.
От его слов мне стало неловко. Словно меня начали раздевать посередине залы.
– Пусть сегодня служит мне, – Амин хищно мне улыбнулся и повернулся у отцу.
Мухаммед с минуту рассматривал меня, затем кивнул.
– Я прикажу Халифе обучить ее, – подытожил Мухаммед.
Через мгновение появилась женщина, одетая в абайю (традиционную черную одежду, которая открывала лицо). Женщина была красива, хотя заметно, что ей уже далеко за пятьдесят.
Мухаммед отдал приказ, и меня увели в помещение, которое скрывалось под лестницей, где нас уже ждало не менее десяти девушек, хихикающих и перешёптывающихся между собой.
– Проходи, Анна, – услышала я знакомый голос Алии.
Наконец я сдалась и схватила за руку девушку.
– Пожалуйста…
– Тебя не тронут. Амин не соблазнится на джарийе. Тебе придется просто служить ему.
Халифа взяла меня за руку и вывела из дворца. На заднем дворе были не менее изысканные пристройки, в которых, как я понимаю, находились бани.
– Хамам, – произнесла Халифа и показала рукой на дверь.
Без особо энтузиазма я вошла в баню. Хотя то, что там увидела, скорее напомнило огромный чан, наполненный горячей водой. Там даже цветы плавали.
Пока я думала, стоит ли мне повиноваться, в помещение вошёл мужчина. Равнодушно осмотрев меня, что-то приказал девушкам, которых я даже не сразу заметила.
В ту же секунду они подлетели ко мне, развели мне ноги и скрутили руки. Мужчина достал какую-то баночку, в которой была мазь или крем, окунул туда два пальца и, отодвинув мои трусики, ввел глубоко, отчего я вступила сначала в ступор, потом перешла в стыдливость и затем- в гнев. От злости меня затрясло. Это унижение, каких не видывал свет.