– Так, – начал он, – ты знаешь, куда пришел?

– Э-э-э, – протянул я. – Да, вы – Джакарта.

– Этого мало знать, но то, что ты знаешь, как нас зовут, уже хорошо.

Мне было неловко рассматривать этого человека, создавалось впечатление, что он смотрел мне в душу, в прямом смысле этого слова. Его карие глаза пробивали меня насквозь, а я не мог выдержать взгляда Декса, постоянно отводя глаза в сторону. Он выгодно отличался от своей свиты: темные и длинные волосы до плеч слегка дрожали на ветру, рот с тонкими, выразительными губами искривлялся в легкой улыбке.

– Теперь мне нужно знать, зачем ты пришел?

– Я хочу изменить свою жизнь, – я ответил, не раздумывая, а Декс засмеялся.

– Хочешь изменить жизнь? А что в ней не так?

– Мне в последнее время не по себе, мне стало казаться, что я уже не живу, а просто существую, плыву по течению.

– Почему бы тебе не поменять работу? Или не купить что-нибудь новенькое? Почему бы тебе не съездить в другую страну?

– Я, конечно, могу сделать это… Но все не то, – ответил я, – новое – устареет, работа – надоест, поездки в другие страны – наскучат.

– Что ты хочешь от Джакарты? – Декс поднял брови.

– Я… я пока не знаю, но то, что вы сделали в банке, меня воодушевило, честно говоря.

Декс смотрел на меня пару секунд.

– Ладно. Проверим одним замечательным способом твое желание вступить в Джакарту. – Декс широко улыбнулся. – Пошел вон!

Декс и вся его свита развернулись и ушли. Остался только Том.

– Просто докажи ему свое желание вступить, – шепнул мне Том.

– Как? Он меня прогнал.

– Придумай сам.

Меня оставили одного среди глухих пустых павильонов, а солнце уже село, становилось прохладно. Мне не приходило в голову, как доказать, что я хочу вступить в Джакарту. Пару раз я осмотрелся, чтобы убедиться, что вокруг никого нет. Никого и не было. Что делать дальше? Развернуться и уйти домой? Тогда я точно не попаду к ним, а я хочу. Действительно. Я огляделся, пытаясь найти что-нибудь, что могло мне помочь, но вокруг были только стопки поддонов и старые, разваливающиеся пакеты с мусором. Пару раз я прошел от одного павильона к другому, пару раз обошел их, но ничего так и не смог придумать.

От безнадежности я присел на один из поддонов, достал сигарету и посмотрел на часы. Прошло уже полчаса. Никто не явился и спустя час. Спустя два тоже. Я лег на поддон и решил, что заночую здесь, среди мусора, как бомж. Идеальные перспективы. Может, надо мной просто издеваются? Может, они решили связать меня, пока я сплю, положить на один из поддонов и пустить в свободное плавание по канаве, которая находилась недалеко? Было бы весело, но только не мне. Стало тихо. Только кузнечики продолжали стрекотать, и слышался шум колес машин, проезжающих по мосту. Я заснул.

Утром я проснулся в том же месте, со мной ровным счетом ничего не произошло, хотя вечером меня мучила мысль о возможном плавании в канаве. Вокруг, по-прежнему, никого не было. Я протер глаза, изо рта жутко воняло, а волосы стали грязными за ночь. Вдобавок ко всему этому я хотел есть. Было сильное желание просто уйти, но я решил остаться, несмотря на то, что недалеко было заведение, где можно было неплохо и недорого поесть. Кроме того, я знал владельца этого заведения, его звали Джек. Простой, добродушный, толстый мужчина с лысиной и протезом вместо ноги. Как-то раз мы сидели с ним в его ресторанчике, и он рассказывал о том, как он прошел Ирак. Жутко было слушать о том, что творится на войне. Джек и сам чуть ли не плакал, когда это вспоминал. «Те, – говорил он, – кто рассказывает о войне направо и налево без капли боли, никогда там не были, никогда не испытали ужаса войны».