Этот метод завоевания тюремного авторитета мне совсем не подходил. Драться я не любил, да и не умел. Расправ над слабыми не одобрял. И все больше замечал, что отдаляюсь от коллектива. Если поначалу со мной разговаривали, интересовались, нет ли закурить папироски или пьянящего колоска, спрашивали, за что посадили, то теперь все больше держались в стороне, будто знали обо мне что-то такое, чего не знал я.

У меня не могло быть ничего общего с подобными сапиенсами. И я вполне логично опасался за свою жизнь. Помню, как проснулся утром пятого дня на вонючем силиконовом матрасе, и обрадовался, что все еще жив. Ночью меня не беспокоил никто, кроме клопов. Непривычное к тяжелому физическому труду тело отзывалось болью на каждое движение – добыча золотоносной руды работа не из легких.

С трудом сдержав стон, я приподнялся на локтях и оглядел темное помещение барака. Правительство Федерации было безжалостно к оступившимся гражданам – серые бетонные стены, ряды двухъярусных нар. Между нарами имелся узкий проход, ведущий к санузлу. Если так можно было назвать его циничную профанацию. Дыра в полу для отправления естественных надобностей и ржавый умывальник в углу – вот и весь тюремный санузел. Откуда взялась ржа ума не приложу – воды он не видел никогда. Изогнутый кран был пуст. Ты мог скончаться от жажды, стараясь извлечь из него хотя бы каплю, но и тогда тюремные власти не озаботились бы включением водопровода. Полагаю, он имел не столько декоративную функцию, сколько призван был пытать нас своим присутствием, предполагая наличие воды.

Мыться заключенных водили в общую душевую, согласно санитарным нормам – два раза в неделю. Душевая кишела кровососущими жучками, как будто здесь находилось их гнездовье. Укусы насекомых оказались болезненны, а место укуса чесалось несколько дней. Жучки досаждали куда сильнее клопов. Последних я уже через месяц воспринимал, как неизбежное зло – во время короткого сна не замечал вовсе. Спал я по-прежнему чутко, тем более что вскоре надо мной сгустились тучи.

В забое во время краткого перерыва в работе, – их делали время от времени, чтобы мы не загнулись, – ко мне подошел одноглазый каторжник с побитым оспой нехорошим лицом.

– Я твою статью знаю, – сообщил он доверительно, – для такого, как ты, друган, здесь всегда найдется возможность заработать.

Я приподнял вопросительно бровь – мимику я долгие годы тренировал перед зеркалом, она отличалась изящной выразительностью.

– Но здесь же нет женщин, – сказал я.

– А кто говорит о женщинах?! – Мой собеседник сделал многозначительную паузу: – Слушай сюда, кореш… Клиентов буду искать я. Твоя доля – двадцать пять процентов. Можешь мне верить, это очень даже неплохо. Другие дадут меньше. Ты уже перетирал на эту тему с Колей Меченым? И не надо с ним тереть. Тот еще фраер. Пропадешь с ним ни за грош. А со мной выйдешь на волю при капусте. Да и здесь заживешь, как по писаному…

– Мне это не подходит! – резко возразил я.

– Как ты сказал? – Он прищурился.

– Я сказал, мне это не походит. Я работаю только с женщинами.

Одноглазый осклабился.

– Понимаю. Первый срок. Ну, ничего, это у тебя пройдет. У всех проходит. Только не думай, что ты лучше нас… – Он вдруг сделался злым и ткнул меня кулаком в грудь. – Ну ты, фраер недоделанный, я с тобой еще побеседую. Гляди, увидимся.

Этот разговор поверг меня в панику. В принципе, чего-то подобного я и ожидал. Что же теперь делать?! Как выйти из этой опасной ситуации?

Я решил, что должен заручиться поддержкой кого-то авторитетного, способного мне помочь. Таковыми, несомненно, являлись рангун по кличке Хромой и человек, которого все называли Горбом. Никакого горба у него не наблюдалось, хотя ноздреватый массивный нос походил на холм, возвышаясь на плоском, как блин, лице. Еще на этом лице имелись очки с толстыми стеклами, что придавало физиономии авторитета весьма нелепый вид. Но я отлично усвоил уроки Эрнеста – внешность бывает обманчивой. Лоск чаще всего призван скрыть внутреннюю пустоту.