- Ну, как и театральный, - ответил Сомерс, - разве вас не учат, в чем разница игры на камеру и игры на сцене?

- Учат! Но не в этом проблема…

- А в чем? - поинтересовался он, и я с интересом пояснила:

- Если в театральной постановке жест дополняет речь, в оперной - вокальную партию, то в балете жест не дополнительное средство, а основное. И я иногда переигрываю. Ридженс, наш преподаватель, меня одергивает. Говорит, Злата, ты не действуешь, а танцуешь руками. 

- Да, кинокамера не терпит гиперболы, - ответил Иэн.

- Именно, - кивнула я и, усмехнувшись, добавила: - Иронично. В свое время наш преподаватель на уроках балетной пантомимы ставила меня в пример. Говорила, что у меня выразительные, говорящие от природы руки, а сейчас я бью себя по конечностям, чтобы не утрировать действие. 

- Планируете что-то ставить? - спросил он.

- Конечно! 

- Наверное, классику?

- Да! От Шекспира отказались. Решили ставить Уильямса, - подхватила я, а про себя усмехнулась, вспоминая старый фильм. “А не пора ли нам замахнуться на Вильяма нашего Шекспира”.

- Обычно ставят “Трамвай” или “Кошку”… - тоном человека, который уже проходил этот путь, произнес Сомерс.

- “Кошку на раскаленной крыше”, - улыбнулась я.

Я, конечно, не рассчитывала на роль Мэгги, но готова была сыграть и фикус, лишь бы попасть на театральный помост, пусть и любительского театра.

- Какой метод вам дают?

- Учимся по Майснеру.

- Помню-помню, - усмехнулся Сомерс. - “Унция действия стоит фунта слов”. 

- Да-да-да, - подхватила я и, играя голосом, как Гарри Фаулер, дающий нам теорию, добавила низким тоном: - Актер должен фокусироваться на объекте, а не на том, что он говорит. Чем лучше актер взаимодействует с партнерами, тем он полноценнее.

- Нас учили по Страсбергу и Адлер, - произнес он.

- Читала о них, - кивнула я, - и была удивлена, что большинство методов так или иначе завязаны на Станиславском.

- Чехова не забуть.

- Да-да. Куда же без племянника Антона Павловича… - подхватила я и поймала себя на странных ощущениях. Несмотря на неразбериху в жизни, землетрясение, хаос в квартире и усталость после встряски и выброса адреналина, я чувствовала радость и подъем сил. Впрочем, как и всегда, когда речь заходила о сцене. 

- Судя по твоему энтузиазму, тебе нравится, - резюмировал Иэн, и я улыбнулась.

- Очень нравится.

- Твой бойфренд молодец, что поддерживает тебя, - произнес он. 

При упоминании о Нолоне я закрыла глаза, притупляя эмоции. Я старалась не думать об Андерсоне и нашем расставании, не вспоминать о той боли, которую испытала, появившись на его презентации, но неожиданная реплика Иэна все же застала меня врасплох, и сейчас моя грудная клетка вновь превратилась в болезненную гематому.

- Да, поддерживает… - наконец ответила я, аккуратно выдыхая. 

- Не слышу энтузиазма, - произнес он, все-таки почувствовав сдавленность моего голоса, и, пока я думала, что ответить, добавил: - Вы что, расстались?

- Расстались, - призналась я, не видя смысла скрывать правду, и тут же бодрым голосом добавила: - Но все в порядке. Так и должно было быть. 

- Ясно, - спокойным голосом ответил он, а я решила уйти от проблем моей личной жизни и сменила тему. Я знала, что сейчас он был занят не только в основном проекте, но и готовился к съемкам в фильме о хирурге, где его партнершей была сорокалетняя актриса. 

- Как у тебя дела? - спросила я и хотела добавить “как работается над проектом”, но не стала, посчитав лишним поднимать тему моего отказа от роли. 

- Полным ходом идут съемки, отсняли уже порядочно материала, - ответил он, и на заднем фоне послышались голоса. - Ладно, мне пора. Рад, что у тебя все нормально. Удачи тебе.