С сильно бьющимся сердцем Пол сделал круг над тем местом, где только что бесновались элекраны; теперь океанский шторм казался чем-то совсем не страшным. Рассыпавшиеся чудовища вновь погрузились в пучину, где им через некоторое время было суждено воссоздание.

Пол гордо улыбался.

– Вот теперь я поверну назад. На сегодня хватит этого веселья.

Дункан вытер со лба пот.

– Я ни минуты не сомневался в тебе и никогда больше не стану называть тебя мальчиком.

– Расскажите мне о Каладане, герцог Лето, – сказала Императрица Ариката. – После нашего с Шаддамом бракосочетания он пообещал, что теперь я смогу посетить множество планет Империи. Надо ли мне посетить Каладан?

В общении она была живой, дружелюбной, и, когда увлеченно говорила, при этом энергично жестикулируя, по упоминаемым ею подробностям было понятно, что она на самом деле помнит каждого присутствующего на императорском приеме. Это приятно удивило Лето и произвело на него впечатление.

От вопроса Императрицы герцога охватила ностальгия, и он в ответ грустно улыбнулся.

– Каждый человек находит прекрасной свою планету, родной дом своей души. Для меня Каладан всегда будет краем чудесных волн, бьющихся о живописные берега. У меня добротный и крепкий замок, и мне он представляется лучшим жильем, какое только можно вообразить. Он служит домом Атрейдесам на протяжении вот уже двадцати шести поколений. – Он не смог удержать вздоха. – Я люблю, стоя на высоком балконе, смотреть на берег во время прилива. В безлунные ночи океан фосфоресцирует и до самого горизонта светится таинственным зеленоватым светом. Часто ко мне присоединяется моя леди Джессика.

Он очень скучал по ней и постоянно в мыслях возвращался к голографическому посланию, которое она отправила сюда вместе с ним.

Чувственные губы Арикаты сложились в приветливую улыбку.

– О, герцог Лето Атрейдес, а вы, оказывается, романтик!

Сам Лето никогда не считал себя романтиком.

– Я герцог Каладана, – сказал он, видимо, сочтя это достаточным ответом.

Сумерки за окнами сгущались, огни, словно гигантские светлячки, подчеркивали роскошные очертания музейного комплекса. В разгар приема Император, видимо, сильно утомленный обилием гостей, отошел от них, приблизился к стене и включил систему громкоговорителей – он решил обратиться ко всем людям, находившимся в городе.

Императрица, заметив это, извинилась перед Лето:

– Мы поговорим с вами позднее. Мой супруг готовится произнести речь для всего города. Это будет историческое обращение, достойное быть запечатленным в анналах истории.

Она направилась к Шаддаму.

Толпа перестала гомонить, перейдя на почтительный шепот, а некоторые зааплодировали Императору. Лето обратился в слух.

Прежде чем Император заговорил, весь город погрузился во мрак.

Энергия иссякла так внезапно, как будто кабель был перерублен топором палача. Тьма наполнилась единым вздохом, вырвавшимся из груди сотен присутствовавших в Монолите. Они были растеряны и смущены, но не испуганы, поскольку решили, что дело в технических неполадках. Правда, слышались возмущенные восклицания, выражения гневного недоумения и жалоб. Все эти звуки волной прокатились по залу.

Широченные плазовые окна смотрели теперь на погруженный в непроницаемую ночную тьму город, но глаза Лето постепенно привыкли к темноте. К своему удивлению, он не заметил ни единого огонька во всем музейном комплексе. Новый город Шаддама больше походил теперь на огромный склеп, нежели на величественный мемориал.