Кинес летел вперед, не отрываясь глядя на расстилавшийся внизу пейзаж. Он все время смотрел, изучая, стараясь не пропустить ничего, ни одной, самой мелкой детали. Прилежно ведя журнал, он записывал туда все интересное, что смог увидеть. Потребуется несколько лет, чтобы собрать материал, достаточный для написания глубокого трактата об Арракисе, но за прошедший месяц он уже успел послать императору пару полновесных докладов, просто чтобы показать, что он выполняет порученную ему работу. Он вручил эти доклады имперскому курьеру и представителю Космической Гильдии в Арракине и в Карфаге, хотя и не был уверен, станут ли Эльруд и его канцелярия читать его послания.

Кинес понимал, что теряет массу времени. Его карты и схемы были неполны, а иногда и просто неверны, что очень его озадачило. Если Арракис был единственным источником меланжи, а значит, очень важной для Империи планетой, то почему так плохо отображена на картах его поверхность и не учтены особенности ландшафта?

Космической Гильдии ничего не стоило повесить над Арракисом пару спутников с мощной оптикой, и проблема была бы решена раз и навсегда. Но почему она не решается? На этот вопрос Кинес не мог дать разумный ответ.

Правда, для планетолога нет особой печали в том, чтобы сбиться с пути. Он исследователь, а это значит, что его предназначение как раз и состоит в том, чтобы блуждать по планете без карты, без ориентиров и без четко определенной цели. Даже когда орнитоптер начал подозрительно трещать, Кинес продолжил путь. Ионный двигатель был очень мощен, и если с подержанной машиной хорошо обращаться, то она еще послужит, несмотря на порывы знойного ветра и восходящие потоки горячего воздуха. А уж горючего у него хватит на многие недели.

Кинес очень хорошо помнил годы, проведенные на суровой Салусе Секундус, когда он, тогда молодой планетолог, изо всех сил пытался понять суть катастрофы, происшедшей много веков тому назад. Он видел древние иллюстрации, знал, как великолепна и красива была когда-то столица планеты, но в его сердце Салуса навсегда осталась адским местом, каким она стала после ядерного уничтожения.

Что-то эпохальное произошло, должно быть, и здесь, на Арракисе. Но здесь нет ни свидетельств, ни летописей, переживших какую-то вселенскую катастрофу. Он не думал, что причина ее также кроется в атомном побоище, хотя такую возможность было легко постулировать. Древние войны до и во время Джихада были страшно опустошительными, они превращали в пыль и обломки целые солнечные системы.

Нет, здесь случилось что-то совсем другое.

ШЛИ ДНИ, МНОЖИЛИСЬ СКИТАНИЯ КИНЕСА.

На пустынном, объятом мертвой тишиной горном хребте, пройдя до этого половину периметра планеты, Кинес поднялся на очередную горную вершину. Он посадил орнитоптер на усеянной обломками скал седловине и вскарабкался к вершине по крутому склону, волоча на себе все снаряжение, которое громыхало у него на спине.

По непостижимой прихоти ранних картографов, этот кривой отрог скал, формирующих барьер между Хабанья Эргом на востоке и громадной чашей Впадины Сьелаго на западе, был навеки наименован Ложным Западным Валом. Кинес мысленно отметил, что здесь можно основать пост внешнего наблюдения для сбора данных.

Чувствуя нытье в мышцах ног и слыша, как натужно работает защитный костюм, Кинес понял, что изрядно вспотел, взбираясь наверх. Но даже если и так, то костюм прекрасно справился со своей задачей, вернув ему воду. Планетолог чувствовал себя в прекрасной форме. Когда жажда стала нестерпимой, Кинес отпил немного воды из системы рециркуляции защитного костюма и снова принялся карабкаться вверх по шершавой поверхности скалы.