Отдаленный взрыв, казалось, потряс всю пустыню до основания. От краев дюн поднялись буруны песка. Последовательные взрывы разорвали внутренности червя, расчленили его кольца, оторвали их друг от друга.

Когда пыль и песок осели, Кинес увидел извивающееся, умирающее чудовище, лежавшее в глубокой воронке. Червь сейчас был похож на выброшенного на берег мехового кита.

– Эта тварь не меньше двухсот метров в длину, – кричал Раббан, до которого только теперь дошел масштаб того, что произошло, и кого им удалось убить.

Солдаты развеселились. Раббан обернулся и похлопал Кинеса по плечу с такой силой, что чуть не вывихнул ему руку.

– Вот это трофей, планетолог. Я отвезу это на Гьеди Первую.

Почти не замеченный, на скале появился запыхавшийся, дрожащий и подгоняющий себя криками Текар, который наконец-то добрался до безопасного места. Со смешанным чувством он оглядел распростертое на песке тело мертвого чудовища.

Раббан подождал, когда в нутре червя взорвется последний заряд и когда прекратятся судороги. Охваченные восторгом солдаты наперегонки бросились к трупу невиданного зверя. Кинес, которому не терпелось увидеть представителя нового для него биологического вида, бросился за солдатами, спотыкаясь о кучи песка, которые оставили за собой охотники.

Почти час спустя охваченный благоговением Кинес стоял на коленях под высившейся на много метров вверх массой мертвого древнего червя. Кожа его была, словно чешуей, покрыта жесткими грубыми выростами, шершавыми на ощупь. Но между сегментами, которые были разорваны взрывом, виднелась нежная розовая кожа. Разинутая пасть зверя напоминала вход в шахту, края которого были усеяны кристаллическими зубами-кинжалами.

– Это самый страшный зверь на этой никудышной планете, – ликовал Раббан. – И я убил его!

Солдаты с любопытством пялились на червя, но никто не рискнул подойти к нему ближе нескольких метров. Кинес не мог понять, каким образом племянник барона собирается везти свой охотничий трофей.

Планетолог обернулся и увидел, что к ним незаметно подошел выбившийся из сил Текар. Глаза его светились каким-то новым, серебристым светом. Может быть, близость смерти и Шаи-Хулуда за какие-то считаные минуты перевернули его мировоззрение? Может быть, он стал другим человеком, видя, как его божество было разнесено на куски взрывчаткой племянника барона Харконнена?

– Шаи-Хулуд, – прошептал проводник. Он обернулся к Кинесу, словно почувствовав в нем родственную душу: – Это очень древний червь. Один из самых древних.

Кинес выступил вперед, рассматривая покрытую твердыми наростами кожу и раздумывая, каким образом лучше приступить к препарированию трупа. Не станет же Раббан возражать против научного исследования? Если понадобится, Кинес сошлется на задание императора, чтобы заставить Раббана с пониманием отнестись к делу Кинеса.

Но когда Пардот приблизился к туше, то вдруг заметил, что кожа червя начала светиться, колебаться и перемещаться. Червь был, вне всякого сомнения, мертв – нервы его погибли, он перестал даже дергаться, но наружные слои кожи дрожали, и было такое впечатление, что они плавятся.

Пока Кинес, полный непередаваемого удивления, разглядывал червя, последний стал распадаться на миллионы прозрачных телец, которые, словно чешуйки, опадали с червя на песок и стремительно исчезали в его глубине.

– Что происходит? – закричал Раббан; лицо его побагровело от гнева. На его глазах червь неотвратимо испарялся. Кожа отшелушивалась, превращалась в прозрачные сверкающие капли, похожие на амеб, и они погружались в песок, словно капельки расплавленного олова. Древнее чудовище погружалось в свою родную пустыню.