Священник обернулся и среди перистых ветвей саговых пальм увидел крайне любопытное зрелище: мужчина западной наружности и в западном же наряде приложил к губам какую-то длинную трубку. Нечто вроде полого бамбукового стебля. Пока Кариньян оценивал увиденное и готовился как-то поприветствовать пришельца, щёки мужчины втянулись, что-то ужалило падре чуть выше адамова яблока – и, кажется, там и засело. Он протянул руку, чтобы смахнуть неведомое насекомое. В языке и в губах вдруг закололо, глаза пронзила жгучая боль, и через секунду-другую он уже чувствовал, будто у него вовсе нет головы, потом утратил связь с руками и ногами, а потом – и с каждой клеткой своего тела: все они в один миг куда-то пропали, словно растворились в небытии. Как он рушится в воду, Кариньян уже не почувствовал, а к тому времени, как погрузился полностью, был уже окончательно мёртв.

Облегчившись возле кустика у реки, Сэндс двинулся по тропинке ниже церкви и повстречал двух совсем маленьких мальчиков, которые ехали вдоль оросительной канавы верхом на спине карабао. Они улыбались со стеснительным и нерешительным видом:

– Атес, атес…

Может, приняли его за Кариньяна – а может, считали, будто во всей вселенной существует лишь один-единственный священник, который принимает разные облики.

Он бросил детям жевательную резинку. Один из них протянул руку, но не поймал и сполз с широкой спины животного, чтобы подобрать её из травы у края канавы.

– Атес… Атес…

– Я вам не отец, – сказал Сэндс.

В лучах заката он глядел, как вниз по реке сквозь волшебную радужную дымку, взбиваемую довольно-таки мощным винтом, мчится пальмовая лодка с двумя фигурами на борту. Ничего такого не было в этих пассажирах, так далеко продвинувшихся по реке и скрытых за маревом брызг, что́ при любых других обстоятельствах побудило бы его воскликнуть: «Да это же Эдди Агинальдо и тот немец!», ничего настолько важного, чтобы они заслужили, скажем, упоминания в донесении. Но раньше эти двое таились, а сейчас вдруг обнаружили своё присутствие. Он чуть было не развернулся и не ринулся обратно к церкви за биноклем, но внезапно заметил священника – вот он, плывёт от берега лицом вниз. Кто так плавает? Утопленники. Сэндс кинулся в воду, желая помочь. Нырнул в омут, и вода сомкнулась у него над головой. Выплыл на поверхность, увидел Кариньяна – его покачивало на волнах, вертело и утаскивало потоком. Сэндс поплыл было за ним, передумал, выгреб на берег и побежал по тропинке вдоль берега, пока не оказался ниже по течению, чем Кариньян, пинком отшвырнул свои сандалии, вышел на глубину, снова нырнул, пытаясь преградить путь сносимому течением священнику. Он просчитался. Свободно раскинувший безжизненные конечности – очевидно, мёртвый – священник стремительно скользнул вперёд по касательной и понёсся вниз на середину речного плёса шириной в четверть мили.

Опять Сэндс прекратил погоню, развернулся, выкарабкался на берег и направился, теперь уже босиком, по тропинке. Отклонился от намеченного курса в сторону какого-то дома, увидел на траве перевёрнутую бангку[40], позвал хозяев, но в доме никого не оказалось, попытался поставить её на днище – не вышло, попробовал дотащить её до тропинки. Его остановил какой-то человек – мускулистый юноша, босоногий, с голым торсом, в красных шортах и совершенно растерянный. Он быстро сообразил, что действовать надо в срочном порядке, и схватил весло, прислонённое к стене дома. Оба подхватили лодку под бока и урывками вытолкали к берегу, рискуя свалиться в воду, взгромоздились на борт и устремились за трупом – филиппинец работал веслом, американец указывал направление, их судёнышко неуклонно нагоняло убитого, а тот между тем держал путь в Царствие Небесное.