– Арамик, Ануш, вы можете поспать. Я буду следить за огнем, – устало произнес Рубен.

Девочка взглянула на него с некоторым вызовом, сжав губы вместе, и посмотрела на брата. Тот лег на бок ближе к огню и сжался в комочек, скрепив руки вместе перед своей грудью. Мужчина пересекся взглядом с Ануш и кивнул, поняв ее намерения. Она же чувствовала, что что-то не так и с ним, и с его раной, но не могла понять наверняка, что.

Арамик неспокойно повернулся на другой бок, а затем открыл глаза.

– Спой мне колыбельную, пожалуйста, – ласково обратился он к Ануш.

Та улыбнулась ему и, рукой бегая по волосам мальчика, тихо запела. Ее ясный, чистый голос наполнил это маленькое пространство, словно благословение. В нем звучали вся боль армянского народа, красота гор и рек, божественные молитвы, прошептанные ранним утром… В нем жили зародыш надежды всего народа, лебединая преданность ему и его традициям, вере. Рубен завороженно смотрел на девочку, непрерывно смотрящую на огонь, а Арамик мгновенно заснул под прекрасный голос Ануш, забрав часть родных песен в свой сон. Воцарилась мертвая тишина. Рубен глубоко вздохнул, и, казалось, его боль утихла и он вылечился под звуки прекрасной народной колыбельной.

– А кем бы ты хотела стать, когда вырастешь, Ануш? – неожиданно даже для себя спросил Рубен, разглядывая звездное небо.

Ануш покачала головой, стряхивая с себя сон, и взглянула на раненого мужчину, которого уже считала отцом и братом.

– Я бы хотела присматривать за Арамиком. Мама меня попросила.

Рубен размеренно кивнул несколько раз, думая о своем. После увиденного в родном селе он часто пропадал в своей памяти, возвращаясь туда, обратно, в самые страшные минуты своей жизни. И лишь тонкая нить, соединяющая его со своим народом, еще не позволяла ему сойти с ума.