Хотя, надень она эту рубашку снова, он бы ни слова поперек не сказал.

– Я же тебе объяснил, мне надо кое-кого отыскать.

– Но еще не рассвело. – Она уставилась в темноту единственного окна.

– Да я тут все стежки-дорожки знаю.

– Но за тобой могут увязаться оккультники, – тихо проговорила она.

– Не-а, туда, куда мы направляемся, им вход заказан, – ухмыльнулся он.

– Мы?

– Ну, я так понимаю, тебе не больно-то хочется штаны здесь протирать и баклуши бить. К тому же за тобой глаз да глаз нужен: а ну как ты снова что-нибудь стянешь, оставь я тебя тут одну.

Она внимательно посмотрела на него, затем резко, не проронив ни слова, поднялась – никакой лишней болтовни, никакого давления на жалость.

Старательно гоня от себя мысли, во что же он ввязывается, Рон распахнул дверь, и они, не зажигая в квартире света, тихонечко выбрались на площадку второго этажа. Сам дом был трехэтажным. По пути к лестнице Рон разминал больное плечо. Заря еще не занялась, но уже подсветила нежным голубым светом края облаков. В такой час, знал по опыту Рон, большинство людей досматривали по домам последние сны.

Сэндис молча, не ноя и не жалуясь, упорно лезла за ним: сначала на лестницу, затем на крышу. Взобравшись на самую верхотуру, Рон посмотрел вниз. Кое-где виднелись фигурки случайных прохожих, но в общем-то улицы были почти пусты. Однако не пройдет и часа, как на них хлынет толпа спешащих к первой смене рабочих. Прищурившись, Рон вгляделся в смутные движущиеся тени. Не оккультники ли это, разнюхавшие, где они прячутся? Не приведи Бог иметь дело с оккультниками. Бандиты и то лучше – они хотя бы играют по-честному и понимают язык силы. А вот на оккультников язык силы не действует. Уж ему ли не знать. Два года назад он лишился половины гонорара: подрядился кое-что им доставить, а его облапошил прощелыга-оккультник с повязкой на глазу и двумя золотыми зубами. Уж Рон и угрожал ему, и стращал его – как об стену горох. В конце концов Рон сам еле унес ноги, напуганный до полусмерти.