Мама решила купить домой красивый и удобный кухонный гарнитур. В доме, где потом долгое время располагался магазин» Политическая книга», на площади пятого года, шла никак не афишируемая в народе запись на гарнитур «Польская кухня». Мы -то как прознали – непонятно. Меньше десятка гарнитуров на весь большущий наш город! Мы с мамой познакомились с молодой красивой женщиной по имени Муза. Ровесница мамы или на пару лет постарше, лет двадцать семь, блондинка с глазами цвета морской волны. В лице, элегантной стройности фигуры что-то неуловимо- прибалтийское. Но говорит без акцента. Похожа на совсем молоденькую Казимиру Прунскене. Мы идем от площади к Дому союзов (б. Дом Севастьянова) но почему-то по стороне фонтана Каменный цветок, мимо несуществующего памятника Татищеву и де Геннину, с очередной переклички очередников на шикарную кухню, смеемся, тетя Муза весело со мной кокетничает. Как с ребенком, конечно! А вы что подумали?)) Она уже делала какую-то хорошую карьеру в Доме Союзов – областном совете профсоюзов. Это было как-то в рифму: Муза из Дома союзов! Солнце апреля и мая! Нам и Музе тоже достался этот гарнитур. Польская кужня! Сколько лет, любимая кухонка, ты украшала наш скромный быт своим нездешним шиком. Белоснежная, с зеркальными вставочками на месте ручек, выдвижными пластиковыми ящичками для круп, одной смешной табуреткой с двойным дном. Директора, заслуженные и народные артисты с едва заметно вспыхнувшей в глазах их завистью говорили маме: " Да, Лиль, это выше всех похвал!» Предметная среда нашего детства! Но я немного недоговорил о книжке» Пойди туда – не знаю куда «…Я в восторге от этой книжки. Очень понимаю теперь уже не просто книголюбов, а именно библиофилов, стремящихся что есть сил отыскать то или иное издание, смотреть на него как на потерянную много лет назад и, наконец -то найденную, любимую девушку полными слез и счастья глазами, прикасаться к этим виденным в сокровенных снах страничкам и вот воочию отвоевать у времени крошечный островок своей полузабытой самости!

Вот уже и лето наступило. Все в свежей зеленой листве. Мама купила мне книжку с картинками, я прошу почитать. Это про французские колониальные бесчинства в Алжире. И про моего ровесника, лет шести мальчика Ахмета. Вся семья мальчика погибла, дом разрушен, идти некуда и зачем теперь жить? По книжке было видно, что алжирский народ действительно страдал, что это все правда. Я не считаю, что детей надо изолировать от политических коллизий. Если народ страдает, гибнут взрослые и дети, то об этом мир должен знать. «Хотел от страданья заплакать Ахмет. Но он не заплакал, ведь слез уже нет…» Мальчик с лицом Алладина в белой чалме крупным планом смотрит со страницы прямо нам в глаза, в его же огромных черных глазах – ужас и страдание! Это мы еще идем на встречу с тетей Музой, на Плотинке, перед еще несуществующим бюстом Мамина- Сибиряка у пруда мама читает мне эту книжку. На днях прозвучали автоматные выстрелы и взрывы в Париже. От этих взрывов и пуль террористов погибли сто тридцать ни в чем не повинных людей, в основном- французов. Наш знакомый парень, москвич, оказался на том жутком концерте рок- группы, где террористы устроили настоящую бойню. Он был у самой сцены и тем самым ближе к спасительному выходу. Люди от автоматных очередей падали слева и справа от него. Он пробирался к выходу как можно незаметнее, пока эти убийцы перезаряжали автоматы. Перед выходом лежали мертвые тела… И корчились от боли окровавленные раненые люди. Они хватали за ноги, моля о помощи. Он спас раненую девушку- француженку. Они бежали по ночной улице, забежали в какой-то из окрестных домов. Хозяйка квартиры сделала все, что было им нужно. Не раз спросив при этом, закрыли ли они за собой ворота перед домом. В хостеле, где этот парень жил, ему хотели вернуть все деньги за прожитые дни. Он отказался, но был благодарен за сочувствие. Прислал нам свое фото зрителей концерта, сделанное за пару минут до нападения. Все живы – здоровы, улыбаются. Жуткое событие, весь мир сейчас с Парижем. Я два раза был в этом чудесном городе и еще туда хочу. Очень жаль людей. Сегодня весь мир с ними. А вот Алжиру во времена моего детства сочувствовали далеко не все.