Лучшего рассказчика, чем дед Егор, на селе не было. Умел он интересно рассказывать свои истории, тут уж нечего сказать. Умел старик довести людей своими рассказами и до смеха, и до слез. Когда он начинал говорить, все умолкали. Довелось и мне слушать Егоровы рассказы.

Год назад удалось мне наконец-то побывать на своей малой родине, в далеком сибирском селе. Как-то вечером, возвращаясь с реки с рыбалки, вижу у небольшого домика почти у самой воды двух человек, сидящих на лавочке и о чем-то беседующих. Подошел я к ним поближе и вижу: сидят дед Егор да мой дядька Иван Денисович. Дед что-то рассказывал Ивану, речь шла о Дальнем Востоке, о Манчжурии. Дед Егор, увидев меня, придвинулся плотней к Ивану и произнес:

– Присаживайся, мил человек, показывай, что поймал.

Показывать мне было особо нечего, в ведерке плавало несколько небольших окуньков.

– Не велик улов-то, – протяжно произнес дед Егор.

– C утра лучше берет, ты с утречка попробуй, – добавил он.

Пожав руки деду и дядьке, я присел с ними рядом.

– Как тебе на родине? – спросил дед.

– Тихо тут у вас, река, тайга рядом, – говорю.

– Лучше этого места не найдешь, даже и не ищи, – уверенно сказал дед Егор и тут же спросил:

– А знаешь почему? Потому что это родина твоя, ты тут родился, вырос, тут предки твои жили, я так вот и помирать здесь буду, – сам на свой вопрос ответил он.

– Побывал во многих местах за свою жизнь, а дороже села этого нет для меня места. Есть места и не хуже, а вот все равно тута лучше.

– Одно из таких, наверное, Манчжурия? – спросил я.

– Манчжурия, конечно, не лучше наших мест, но она хороша по-своему собой. Давеча с Ванькой о ней говорили, довелось мне там побывать.

Дед замолчал. Пауза была небольшой.

– Сразу после войны служил я там на границе, – начал он свой рассказ.

– Вот, к примеру, Ванька, ты хоть раз в жизни видел божью коровку с копейку величиной? Нет? Ну так вот, а я видел. В Манчжурии вообще насекомые очень крупные, особенно их много в конце весны – береги глаза, – а если майский жук на лету в тебя попадет, можешь и шишку заработать.

– Будет брехать-то, – произнес Иван.

– Фома ты, Ванька, неверующий, ты бы видал, какие там кузнечики прыгают, ты бы вообще рот открыл, ну, примерно как сейчас, – и, показав рукой на приоткрытый рот Ивана, громко расхохотался.

Лицо Ивана покраснело.

– Заливай, старый, – с добродушной улыбкой сказал Иван.

– А саранча, Ванька, там – что наши лягушки, размером и цветом такие же, но только не квакают, а пронзительно стрекочут.

Дед Егор вдруг замолчал. Похлопав по карманам, достал из одного коробок спичек, из другого пачку махорки.

– Иван, дай-ка клочок на цигарку, – обратился он к дядьке. Тот достал из кармана аккуратно нарезанные небольшие газетные листочки бумаги, один протянул деду.

Взяв бумагу, дед насыпал на нее две щепотки махорки, затем, послюнявив край, ловко сделал самокрутку.

– Будешь? – подавая махорку Ивану, спросил дед.

Иван молча взял. Дед Егор с дядькой закурили. Сделав несколько затяжек, дед продолжал:

– Бывало, идем по плацу, а от саранчи земли не видать, столько ее много. Идем, а сапоги аж хлюпают в раздавленной саранче. Эта зараза все на своем пути пожирала, после ее нашествия оставалась очень тоскливая картина. Правда, за свою службу в Манчжурии видел такое только один раз, – заключил дед.